Лучший друг

Подружился он, если можно так выразиться, только с одним пациентом. Крупным и высоким усатым мужчиной. Когда Андрей первый раз подсел к нему, тот тоже сначала нахмурился и долго молчал, лишь изредка выдавая «хм» и «мгм». Андрей и это расценил как радушие.

О чем именно говорить, он не знал, поэтому делился общегуманистическими взглядами: что такое любовь, добро, радость и т. д., что, как ему казалось, может быть интересно такому собеседнику.

Во время таких односторонних бесед этот статный мужчина не то чтобы заинтересовался, но, по крайней мере, не уходил как другие, вставая из-за стола на полуслове и считая, что к ним привязался сумасшедший сынок-наркоман каких-то влиятельных родителей.

С какого-то момента он начал его слушать. И даже иногда задавать вопросы, смакуя формулировки, словно писал стихотворение любимой. Его звали Евсеев Аркадий Геннадьевич, и был он известным психиатром.

Он сразу заметил в Андрее какую-то необычную манеру поведения. Опытный глаз привык моментально классифицировать людей по собственным психотипам. Раскладывать по полочкам их черты, суждения и формулировки на причины, следствия и мотивации. Но этот был каким-то «неопределяемым».

Поначалу Аркадий Геннадьевич его не слушал, спокойно доедал свой суп и уходил обратно в палату, чтобы бесцельно лежать на правом боку и надеяться на лучшее, глядя в окно, как ветер треплет клён, обдирая с него последние листья.

Человеком он был депрессивным, но антидепрессанты принимать не хотел, желая «наблюдать» и изучать свою депрессию. «Боль» он предпочитал переживать самостоятельно. Хотя и понимал, что никакого «самостоятельного» не существует, как не существует и «я», есть только пересечение момента времени и человеческих эмоций…

Причём, своим сверстникам, то есть всем, кто был старше шестидесяти, строго-настрого рекомендовал пить эти самые антидепрессанты. Говорил, что природа особо не рассчитывала, что человек будет жить так долго. Поэтому многие процессы, а в особенности — интеллектуальные, примерно в пятьдесят у большинства людей просто перестают работать на необходимом уровне, и, например, не вырабатывают гормонов счастья. И когда его, как кальция, не хватает в организме — эту нехватку нужно восполнять. Как витамины.

Сначала он посчитал Андрея просто забалтывающим какие-то проблемы птицей-говоруном, таким нельзя затыкать рот, потому что молчать они не могут. Такие в семье, дружеской компании или в рабочем коллективе часто выполняют роль некоего создателя весёлого фона, редко осмысливая услышанное и произносимое. Живут они скорее интуитивно, пытаясь, словно собака, уловить правильную и удобную модель поведения. Однако быстро заметил, что тот не только слушает, но и обдумывает услышанное.

— Вот Вы вчера говорили, что люди едят суп не потому, что любят его, — некоторые из евших суп покосились на него, — а потому что их так приучили. А любят они его или нет, они даже не знают и никогда над этим не задумывались. И я подумал, как тогда приучить человека понимать, что ему нравится? Как зарядку делать или как-то иначе? — он задумался. — Каждый день по чуть-чуть приучаться? Как привычку вырабатывать?

Причиной начать разговор для Андрея послужила стоявшая перед мужчиной большая тарелка с диетическими котлетами и больше ничего. Ни салатов, ни хлеба, ни напитка. Он отламывал кусок вилкой и медленно жевал, с неприязнью поглядывая на эту серую кучку. Котлеты он очень любил, что и стало причиной его появления здесь. В первые дни пребывания в больнице вкус котлет был вполне сносным, но сейчас есть их было уже невозможно.

— Зато это хороший способ разлюбить их, — комментировал он придуманную им же самим игру.

Медленно жуя, он обдумывал травматичность подобного подхода. Не оставит ли это отпечаток на его психике и какую роль в архитектуре его сознания играет любовь к котлетам?..

«Надо обдумать», — решил он.

Из этого почти трансового состояния осмысления сути еды в своей жизни и человечества вообще его и вывел Андрей своими вопросами.

Сначала он показался ему надоедливым, потом странным, а уже затем — интересным.

Отныне Андрей дожидался его в столовой, а когда Аркадий Геннадьевич съедал свои котлеты, внимательно его слушая, они шли прогуляться по уютным коридорам.

Психиатра Андрей заинтересовал ещё тем, что его поведение и ход мыслей никак нельзя было предсказать. После сорокалетней практики он, перекинувшись всего лишь несколькими фразами с человеком, мог понять, кто именно перед ним, о чем он мечтает, почему говорит то или иное, но с Андреем это не срабатывало. Как будто какая-то стена окружала его внутренний мир.

Именно эта стена и интриговала его больше всего, а вернее, то, что находилось за ней.

Нет, он, конечно, не был гением психиатрии или экстрасенсом, но опыт и чутье ему подсказывали, что это необычный случай. В разговоре с некоторыми людьми он, конечно, не раз натыкался на некую стену, но такие стены можно было легко преодолеть. У Андрея эта стена была возведена настолько искусно, что даже нащупать её границы было весьма проблематично.