Лучший друг

— Да, — она горько улыбнулась. — Но сейчас вроде уже получше. Они говорят, чтобы я тебя позвала.

— Меня? — удивился Андрей.

— Да, говорят… ты все-таки близкий человек для их семьи… — она запнулась, как будто потеряла суть того, что говорила, — не знаю, в общем, если хочешь, приходи.

— Я обязательно приду, если они не против! Я просто боялся идти к ним и беспокоить! — искренне признался он. — И к тебе сначала боялся, думал, у тебя горе, а я тут со своей помощью только хуже сделаю…

Она печально улыбнулась ему, потом отвернулась и продолжила следить за утками. Они торопливо плавали взад и вперёд, как будто ища возможность отодвинуть неотвратимо надвигающуюся зиму, но выхода не было, а с каждым днём становилось всё холоднее и холоднее.

* * *

«Я умер или ещё нет? Нет. Я опять сплю. Или что? Я что-то чувствую или нет? Что-то вроде чувствую, но это что-то такое неопределимое, ускользающее. Такая жизнь у меня теперь. Как только прихожу в сознание, начинаю пытаться понять, умер я или нет. И очень надеяться, что умер. Что бы там ни было — после смерти хуже точно не будет.

Когда живёшь обычной жизнью, ад кажется каким-то детским ужастиком. Сложно представить, что это что-то настоящее. Что в нем можно жить. Кажется, что если даже попадёшь в него, то… это уже как бы не ты, а кто-то другой, посторонний. А когда сам оказываешься в реальном аду, то понимаешь…»

Откуда-то издалека, из бесконечной мокрой тишины, начал доноситься его голос.

— …Я ведь никогда и не был на семейных ужинах. Даже не знаю, о чем говорить. Обычно я не переживаю из-за этого, но знаю, что другим со мной бывает сложно.

Во тьме начал вырисовываться контур человека. Он сидел на стуле, сгорбившись, с нетерпеливостью ребёнка потирая руки, и говорил о чем-то важном для него. Человек на кушетке слышал его, но ему требовалось время, чтобы уловить смысл слов, которые слышит.

— Ты ведь такой семейный, такой общительный, я видел, как тебе всегда весело с семьёй и как у тебя хорошо получается общаться. Ты шутишь, со всеми разговариваешь. Ты так комфортно себя чувствуешь, как будто создан для семейной жизни. А я нет. Я не знаю иногда, о чем говорить. И люди замыкаются… — он заглянул в лицо лежащему перед ним человеку.

Тот быстро заморгал глазами.

— Я… я не знаю, — с трудом выговорил он.

Андрей потрогал его лоб. Температура показалась нормальной. Кожа хоть и была жёлтой и слишком сухой, но выглядела относительно неплохо.

«Одной внутривенной пищи мало, нужны витамины, массаж, физиотерапия, минеральные ванны. Всё это не очень сложно и всем этим надо заняться. Мы в ответе за тех, кого приручили. Особенно, если ты приручил друга».

— Обязательно займусь тобой в ближайшее время, — сказал он, глядя с жалостью и убирая руку со лба, — сейчас просто разберусь с важными делами.

После чего мечтательно поднял глаза к потолку:

— Всё так прекрасно закрутилось, прямо как в фильме! Как в красивом приключенческом фильме.

На мгновение он поражённый задумался.

— …Я и не думал, что такое возможно! Думал, что всё это не для меня. Думал, у меня всегда будет такая странная и серая жизнь. Но… Всё можно изменить, главное — слушать своё сердце.

Андрей снова повернулся к своему другу и посмотрел на него глазами, полными любви и вдохновения.

— Ладно, отдыхай, я тут кое-чем займусь. А ты отдыхай. Мне нужно кое-что придумать. Кое-что придумать…

Андрей встал и начал внимательно оглядывать кушетку, на которой тот лежал. Она была старая, купленная в какой-то больничной комиссионке. Изначально это была каталка, но он убрал колёсики, чтобы постель опустилась пониже. Сейчас они были не нужны.

Он обернулся и посмотрел в сторону люка, затем улыбнулся, его лицо разгладилось и просияло.

Снова подсел к другу:

— Я помню, в детстве ходил по трубам… эммм, по теплотрассе, идущей вдоль домов, и заглядывая в окна, видел там… семейные ужины. Зимой на теплотрассе было не холодно, трубы грели, я мог подолгу сидеть и смотреть на то, как за этими окнами общаются и смеются люди. Я никогда не понимал, о чем они могут говорить? Помнишь, когда ты вместе с родителями и их водителем пришёл ко мне в больницу, и вы зашли в мою палату с главврачом? Я был напряжён, волновался, что сейчас не буду знать, о чем говорить, — он стыдливо улыбнулся, — я ведь тебе и им обязан был, но ты… Ты такую атмосферу поддерживал, со всеми общался, шутил, и я как будто выздоровел сразу.

Он положил ему руку на предплечье, наклонившись над ним и глядя в глаза:

— Ты такой талантливый! Во всём! — искренне признался Андрей.

От прикосновения руки он вернулся из небытия и, повернув медленно фокусирующийся взгляд, вздрогнул, увидев лицо Андрея прямо перед собой. В его влюблённых глазах были слёзы умиления. Он не слышал, о чем тот говорил, но давно привык игнорировать его безумную ахинею, периодически теряя сознание и не различая, где реальность, а где галлюцинации.