Лучший друг

По субботам к ним в гости приходили Торкины. У них было двое малышей-близнецов, почти того же возраста, что и Андрюша. Раньше, посадив их на ковёр, можно было спокойно уходить на кухню, потому что дети начинали играть друг с другом, забывая обо всем на свете. Теперь же, вместо того, чтобы играть, Андрюша отползал к шкафу и садился, опираясь не него спиной, после чего начинал пристально следил за ребятами, а они принимались плакать, словно пугались чего-то.

Со временем Торкины перестали приходить. И жизнь в этом доме стала ещё однообразное, чем была.

Были ещё Барановы — нелепая семейка с недавно родившимся малюсеньким мальчиком и страшненькой девочкой. Они были запасным вариантом, но по субботам они тоже всё чаще навещали Торкины, а не их.

Пару раз они пытались сами пригласить кого-то в гости, но те, кто побывали у них один раз, больше не возвращались. Может быть, потому, что чувствовали некую искусственность, с которой нелепые взрослые люди пытаются организовать свою жизнь.

Мать винила во всём маленького Андрюшу, якобы не умевшего налаживать отношения с другими детьми. В полуторогодовалом возрасте она начала называть его Андрей, и к прежнему, уменьшительно-ласкательному варианту его имени уже не возвращалась.

Придя с прогулки, кормила его и сажала перед телевизором, а сама шла на кухню заниматься своими делами.

Однажды ночью она проснулась, сама не понимая, от чего. Заглянув в кроватку ребёнка, увидела, что с ним всё в порядке: ни плачет, ни ворочается… Малыш крепко спал. Она не могла понять, что именно её разбудило. Вдруг раздался отчётливый стук в дверь — пять маленьких резких щелчков. Андрей начал реветь. Ей стало так страшно, что она схватила ребёнка на руки и закричала мужу, чтобы он посмотрел, кто там.

Но за дверью никого не оказалось. Отец, полусонный, надев тапочки, вышел на крыльцо подъезда. Но и там никого не было. Он зашёл обратно, стряхивая с себя хлопья снега, поднялся на второй этаж подъезда и спустился обратно:

— Никого.

Снял трико с футболкой и залез обратно под одеяло.

Эта история стала повторяться каждые пару месяцев. И каждый раз мать чувствовала, что за дверью кто-то стоит. И что у него есть веская причина приходить сюда.

Ей было страшно. Включать свет она не хотела, чтобы не мешать спать мужу, выходить из комнаты тоже боялась, поэтому в полузабытьи она ждала рассвета с ребёнком на руках. Пытаясь отвлечься от этого ужаса, дрожащим голосом напевала какую-то песенку, убаюкивая сына. Спать она ложилась только под утро, когда начинало светать, и сил стоять уже не было.

Проходило время, она немного успокаивалась и начинала забывать этот стук, но внезапно это случалось снова…

* * *

Разговоров «о нём» все старались избегать. Поэтому после несколько раз вырвавшихся слов «а вы помните, как он…», невольно повисала пауза, после которой все, кто сидел на веранде роскошного дома, переводили разговор на другую тему.

Было прохладно. С неба спускались синеватые сумерки, не тоскливые, уставшие и тяжёлые как в городе, а какие-то загадочные, какие всегда бывают за городом, на природе.

В жаровне, вокруг которой они сидели, тихо пощёлкивали поленья, Андрей их периодически подбрасывал. Огонь гипнотизировал, от его тепла становилось спокойнее на душе, вместе с дымом улетучивались гнетущая тоска и боль.

Его мать, после всего этого ставшая предельно молчаливой, выпив пару бокалов вина, совсем замерла. Казалось, что она спит с открытыми глазами, но, когда отец вставал, чтобы выкурить сигарету, она вздрагивала и спрашивала взглядом:

— Ты куда?

Было тихо. Тишина заполнила все пространство вокруг этих четверых людей, окутала их как пледы, в которые завернулись все, кроме Андрея. Только изредка откуда-то доносился лай собаки или звук проезжавшего транспорта. Вино Андрей не пил. У него в руках была кружка с душистым чаем. Он накормил всех шашлыками, от которых женщины сначала отказывались, а отец, тоже немного поколебавшись, сказал, что съест, но совсем немного. Было понятно, что аппетита у него нет, но он сделает это из мужской солидарности.

Но как только в воздухе разнёсся ароматный запах мяса, все участники этого пикника, даже его мама, стали с аппетитом поглядывать в сторону мангала.

После еды напряжение немного спало, как будто тяжёлые траурные одежды на время были сняты. Тем не менее, разговор не складывался. То его отец о чем-то спросит, то мать, кто-то что-то ответит, и снова тишина. Но тишина не напряжённая или неловкая, как после вымученных слов, а спокойная, как между близкими людьми.

Андрей это чувствовал. Особенно то, насколько сейчас они близки. Пусть это не навсегда, пусть повод для этого сближения довольно трагичный, но все-таки сейчас они, как одна семья. А молчат они не потому, что не знают, что говорить, а потому, что когда ты с кем-то очень близок, то понимаешь его без слов.