В начале 1999 года в редакцию журнала Spin на Манхэттене пришло письмо. Автором его был Ричард Куфи, называвший себя режиссером и исполнителем главной роли в клипе Fatboy Slim на жизнерадостную песню Praise You. В недорого выглядевшем клипе худосочный Куфи возглавлял группу не очень скоординированных танцоров, которые как угорелые отплясывали возле кинотеатра. Куфи требовал от редакторов Spin опровержения: они заявляли, будто клип снял не он. В ответ Куфи приложил к письму резюме, где в числе прочих достижений была указана работа на клипе Love Shack группы The B-52’s и камео в «Грязных танцах». Разумеется, все это доказывало, что Куфи «не был» тем человеком, кем его назвал Spin – Спайком Джонсом.
Хитрость не сработала. Во-первых, даже в огромных очках и с хвостиком Куфи был как две капли воды похож на Джонса, режиссера и любителя розыгрышей. К тому же нельзя было не заметить, что клип на Praise You выглядел
Praise You, сорежиссером которого был Роман Коппола, брат Софии, стал первой работой Джонса, где он сам сыграл видную роль (пусть и наполовину инкогнито). В детстве Джонса звали Адам Шпигель, он жил в мэрилендском пригороде недалеко от Вашингтона и в подростковые годы тусовался при местном магазине велосипедов и в бетонных декорациях скейтерской культуры. Затем он переехал в Калифорнию, чтобы сделаться художником. К этому моменту он уже стал Спайком Джонсом: предположительно, имя было придумано в честь его собственной прически[87]
и музыканта-сатирика Спайка Джонса[88]. Большую часть работы в начале своей карьеры Джонс получал от скейтерских журналов, с готовностью публиковавших его энергичные, дерзкие снимки зависших в воздухе досок и их чокнутых наездников. В начале девяностых его снимки помогли определить дух скейт-панка, с его «рыбьим глазом» и кикфлипами. Уже через несколько лет Джонс снимал музыкальные клипы и рекламу, в том числе ролик для Nike 1995 года, в котором Андре Агасси и Пит Сампрас играют в теннис посреди оживленной улицы на Манхэттене. Его работы отличались добрым, но проказливым чувством юмора и безбашенным духом – результат всех тех лет, что он провел среди BMX и скейтов. Жизнь в этом мире учит «смотреть на все необычным образом», говорит Марк Льюман, работавший с Джонсом на ранних этапах его карьеры. «Смотришь на коробку для хоккея – видишь место, где можно кататься на скейте. Смотришь на скамейку – видишь штуку, на которой можно делать трюки».Так Джонс стал относиться к собственной славе – как к очередной угловатой площадке, где можно подурачиться и превратить ее во что-то совсем иное. Все девяностые режиссер почти не давал интервью. А если и давал, всякий раз старался его саботировать: то беседовал в образе улыбчивой куклы, то пытался инсценировать уличные драки, гуляя по улицам Лос-Анджелеса с корреспондентом Spin. «Я хотел, чтобы вся статья была про то, как мне бьют морду», – недовольно объяснил Джонс журналисту, демонстрируя капсулы с фальшивой кровью, которые он захватил с собой. Один раз он снялся для журнального разворота с надетым на голову рупором. В работе и в жизни он всегда делал все возможное, чтобы его нельзя было толком рассмотреть.
Вскоре Джонса стали преследовать кинопродюсеры, пытавшиеся затащить его в высокобюджетные проекты типа сиквела «Эйса Вентуры». Но он отказывался: вместо этого конец девяностых он провел за работой над адаптацией популярной детской книжки «Гарольд и фиолетовый мелок». Над «Гарольдом» он трудился почти полтора года и даже нанял Дэвида О. Расселла помочь. Но фильм не продвинулся дальше стадии разработки. «Я толком не понял, во что ввязался, когда стал работать внутри этой системы, – говорил Джонс. – День за днем проект уплывал все дальше от того, что мне хотелось сделать».
Следующий проект Джонса не мог застрять внутри системы студий-мейджоров – несколько лет у него едва ли вообще был шанс появиться на свет. Он попросту существовал в голове Чарли Кауфмана.