Лучший исторический детектив (СИ)

Фотоателье Можаровского — сюда её приводили каждый год в день рождения. Надо, кстати, поискать детские фотографии. Старики Мещеряковы торжественно приводили на фотосъёмку свою дочь. На первом этаже находилась фотолаборатория, на втором — непосредственно фотосалон. Фотограф Можаровский имел золотую медаль на Станиславской ленте по представлению Великого Князя Александра Михайловича, чем очень гордился и этим привлекал клиентов.

Далее — аптекарский и косметический магазин провизора Пинтера. А головные уборы! Надо как-нибудь заглянуть сюда, посмотреть, что носят херсонские модницы.

На перекрёстке с Успенским переулком — дом Меттер. В первом этаже дома — кафе и кондитерская, во втором этаже — «Херсонское отделение Соединённого банка». Здесь же книжный и писчебумажный магазин Золотарёва.

Ещё одно фотоателье. Потом кондитерская Горохова. Лиля и сейчас помнит вкус пирожных и сладкие запахи кондитерских изделий. К сожалению, не так часто ей разрешали есть сладкое — берегли зубы. Детская мечта: накопить денег, прийти сюда и попробовать все-все пирожные. Сюда она обязательно придёт исполнить свою детскую мечту.

Далее торговый дом Юрия Иевлева — владельца склада аптек, косметических, резиновых, хирургических, перевязочных, фотографических и оптических товаров.

А вот и знаменитая херсонская аптека, открытая в 1828 году ещё при губернаторе Августе Фёдоровиче Комстадиусе. Возле аптеки, как и раньше, дежурил полицейский. Здесь никто никогда не нарушал порядка, но полицейский неизменно стоял на своём посту.

Улица была вымощена гранитом, повсюду — электрические фонари. По воскресным, праздничным и царским[1] дням по Суворовской и Ришельевской улицам солдаты проходили торжественным маршем. А по вечерам по Суворовской от Потёмкинской до Торгового переулка обычно степенно и неторопливо дефилировали горожане, они ходили туда и обратно. При этом замужние дамы и девицы прогуливались по разным сторонам улицы.

Лиля приблизилась к стоянке извозчиков. Они наперебой стали зазывать её к себе. Здесь были одноконные и пароконные экипажи, брички и фаэтоны с откидным верхом. У каждого извозчика была бляха жёлтой меди в форме эллипса, на которой было написано: «Херсонская городская управа. Извозчик №… Год выдачи…» Бляхи выдавались на один год, потом надо было возобновлять её. Глядя на галдящих извозчиков, Лиля подумала, что ничего не изменилось, несмотря на её длительное отсутствие. Показалось, что даже лица ей знакомы.

Она взяла пароконный экипаж. Обрадованный её выбором извозчик засуетился, приговаривая:

— Щас, барышня, сей момент. Отвезу, куда скажете, — он помог ей хорошо умоститься, занял своё место, взял в руки поводья и с готовностью спросил: — Куда прикажете?

— Голубчик, покажи-ка мне свой город. Провези меня по главным улицам.

— Барышня приезжая? — поинтересовался возница.

— Да, я из Парижа, — коротко и строго ответила Лиля, давая понять, что далее беседовать не намерена и в комментариях кучера не нуждается.

Две ухоженные лошадки безропотно повезли их прямо по Суворовской и, пересекая Говардовскую, оказались на Лютеранской. Она так называлась потому, что здесь стояла кирха — лютеранская церковь. Лиля ни разу в жизни не видела ни одного живого лютеранина в Херсоне, не знала, чем отличается лютеранская церковь от католической, что на одноимённой улице, но, тем не менее, здесь была лютеранская церковь. С другой стороны был большой Александровский парк. Он был разбит между городом и крепостью на месте бывшего ипподрома — это Лиле ещё в детстве рассказывали. Далее по Лютеранской шёл, как его именовали местные, «красивый дом» городского головы Блажкова — тоже что-то в лютеранской манере, необычной для южного города. Проезжая мимо этого архитектурного шедевра, кучер не сдержался и нарушил молчание:

— Тут теперь аглицкий консул живёт.

А вот далее возница повернул налево, и Лиля по правую руку увидела Елизаветградскую тюрьму. Что-то очень неприятно кольнуло внутри. У неё было давнее воспоминание детства: ей было лет шесть, когда они с Капитолиной Захаровной шли по Говардовской и увидали строй арестантов, идущих из Земского арестного дома в Губернскую тюрьму, которую в городе называли Тюремным замком — за то, что она имела вид замка с четырьмя башнями-бойницами по углам. Их вели в кандалах посреди улицы, связанных цепями, которые были на руках и ногах, а железо гремело на всю округу. Измученные острожники в оборванных одеждах имели жалкий вид. Любопытные прохожие, остановившиеся поглазеть на колодников, в большинстве своём со сдержанным состраданием смотрели на них. Кое-кто крестился, кто-то шёпотом читал молитву, кто-то даже бросал в строй продукты. Лиля, то есть тогда Маша, тогда была потрясена увиденным: она очень испугалась этих людей, такими они показались ей страшными. А Капитолина Захаровна осенила их крестом вслед и произнесла:

— Несчастные люди…