Лучший исторический детектив (СИ)

Гольдман вышел на улицу, прошёл несколько метров, и свернул в проулок, где стояла его красавица. Гольдман обожал своё авто даже немного более, чем покойную супругу. «Horch-853» цвета слоновой кости сверкал никелированной радиаторной решеткой, бампером и прочими деталями. Гольдман лично натирал мягкой войлочной тряпочкой лобовое стекло и проверял, чтоб откидной верх не заедало. Сафьяновый салон, отделанный несколькими породами дерева, ласкал взгляд Рафика Гольдмана побольше, чем любимая жена, потому он однажды отказал Зеленскому в просьбе прокатиться на водительском месте. Несмотря на то, что кабриолет был куплен с рук, стоил он так много, что Гольдман при воспоминании о цене мучительно кривил лицо. За потраченные на четырехколёсную возлюбленную деньги можно было купить вполне приличный дом в Варшаве.

От посещения пани Зеленской у Гольдмана остался осадок: несомненно жаль, что новой информации она ни полслова не сказала. Похоже, что вдова ничего не знает о человеке, который мог убить доктора.

— Ведь ясно же, что и ко мне могут добраться. А экая неутешная вдовушка, — недовольно промямлил Гольдман. — Филосо-о-офствует! Определённо вредно, когда женщина читает много книг и газет. Вот и имеем налицо побочное действие образования.

Гольдману всегда нравились сбитые красотки, с крепкими бёдрами и милым лицом, не отягощённые знаниями, но умеющие вкусно стряпать и знающие, что делать с мужчиной, когда солнце заходит. Рафик Гольдман вдруг вспомнил о Рузе. Её телосложение вызывало в памяти образ совсем ещё юной Фани, и по телу разливалась нега. Больше всего неги оседало в нижней части тела. Гольдман передёрнул плечами, пытаясь стряхнуть наваждение, и решил, что непременно купит для Рузи незамысловатый подарочек и пригласит для свидания.

* * *

Рафик Гольдман решился пригласить Рузю прогуляться на автомобиле к озеру, что за селом Воля Высоцкая. Приглашение он хотел передать через Зельду, но Зельда посыльным стать не пожелала и объявила Рафику, где искать даму сердца и какие слова приличной панянке не покажутся оскорбительными. Всё это Рузя узнала вчера и теперь уже всё утро стояла в дверях лавки, приняв обворожительную на её взгляд позу. В этой позе у неё затекла правая нога, но чего не сделаешь ради обольщения. Рузя выпросила у Зельды белое платье из жоржета в черный горох и с квадратным вырезом на груди. Такой вырез Рузе особо не нравился, но он открывал красивую родинку над левой грудью. Как считала Зельда, теперь Рафик точно никуда не денется от такой красоты.

Рузя жмурилась на солнце, которое сейчас стояло в зените, улыбалась своим мыслям, всё более предаваясь женским мечтаниям. Сквозь закрытые веки плыли разноцветные круги, и Рузе это напомнило цветной калейдоскоп, что был у неё когда-то давно. Калейдоскоп разбился, и маленькая Рузя ещё долго любовалась на солнце сквозь маленькие цветные стёклышки.

— Доброго дня вам, пани Рузя, — напротив двери стоял пан Ойербах собственной персоной и противно улыбался.

Рузя недовольно сощурилась и ответила:

— И вам доброго. Вы мне всё солнце загородили, пан Ойербах.

— Я, пани Рузя, солнца загородить не могу. По той причине, что солнце оно большое, а я человек маленький, незаметный.

— Как же. Незаметный, — фыркнула Рузя. — Когда деньги берёте, так это очень заметно.

— А вот вы правильно обозначили тему для беседы, — Пан Ойербах обрадовано потёр руки. — Очень я интересуюсь, когда у вас торговля начнётся.

— А вам-то что с того?

— Мне с того — ничего, а вот в казну — доход. Не должна лавка посреди рыночной площади простаивать. Вы бы начали работать или кому-то в аренду сдали. Смотрите, чтоб кто-то из магистрата не поднял вопрос о вашей лавке. Стоит она как раз напротив, и всем хорошо видна, — Пан Ойербах боязливо кивнул на окна ратуши.

— Говорите, хорошо им меня видно? — игриво спросила Рузя и расправила плечи так, что грудь в вырезе неприлично выпятилась. — Если вы, пан Ойербах вопрос не поднимете, то никто и не поднимет. Кому там до меня дело есть? А товар я скоро выставлю. Всего вам хорошего.

Рузя резко развернулась и вошла в лавку, хлопнув за собой дверью на ржавых петлях.

Пан Ойербах крякнул, кивнул на прощание закрытой двери и ушёл.

О том, куда Гольдман может пригласить, Рузя догадывалась: имея такой автомобиль, грех не прокатиться за город. Купальный костюм давно лежал без дела в верхнем ящике комода, а на батистовые панталоны нашито белоснежное кружево, споротое перед тем с Зельдиной ночной рубашки. Зельда сказала, что оно почти новое, что она купила его у парижских белошвеек, как раз перед самым отъездом. Рузя не была капризной панянкой, потому спокойно отдала за кружево один раз надёванные фильдеперсовые чулки.

Дождавшись ухода пана Ойербаха, Рузя снова вышла на порог лавки, чтобы эффектно дождаться кавалера, но тут же пожалела о том, что поспешила выйти. Перед входом стоял позабытый кавалерист.

— Здравствуй, Рузя.

Ян выглядел плохо: без фуражки, с расстегнутым воротом и лохматыми, давно немытыми волосами. Рузя подумала, что, наверное, офицерик много пьёт в последнее время.