Кофе вдруг показался прелым и слишком горьким. Зельда отставила чашку, сложила карты и убрала их в буфет. Решение об отъезде пришло внезапно, но оно было чётким и ясным как Божий день.
— Может, и врут карты… — говорила сама себе Зельда, выгребая из шифоньера одежду. — Ну, так и что? Могу я, в конце концов, переехать?… Конечно, могу… и перееду. Счёт на моё имя открыт, значит, я им и распоряжаться буду.
Банк, которому все покойники завещали свои сбережения был швейцарским, а значит надёжным. Идея завещать всё никому не известному Фонду принадлежала Зеленскому, или даже самой пани Розе. Счёт открыли на имя Зельда Марш, а документы были у Гольдмана, поскольку он являлся нотариусом. Зельда рассчитывала, что раз уж на её имя счёт, то свою долю при любом исходе дела получит. Она была абсолютно уверена, что если явиться в банк и назвать себя, или предъявить документ, то ей сразу же выдадут требуемую сумму. Точной суммы Зельда не знала, потому решила приходить в банк несколько раз и брать деньги, пока ей не скажут, что они закончились, а потом уехать в Париж. Она даже не подозревала, что это может затянуться надолго.
Зельда достала с антресолей припылённый чемодан, обтерла его тряпкой и стала складывать добро накопившееся за годы жизни в Жолкеве.
— Ну, надо же! Из Парижа возвращалась, чемодан таким полным не был! — всплеснула руками Зельда, глядя на почти полный чемодан и ещё целую гору барахла рядом.
Она осмотрелась, присела на край кровати подумать. Потом решительно выгребла всё на пол и за пять минут набросала две кучи: одна вскоре перекочевала в чемодан, а вторая — обратно в шифоньер.
«А всё-таки жалко барахлишка, — рассуждала Зельда, допивая на кухне остывший кофе. — Отдать бы его кому…» Через некоторое время она, решительно топая каблучками, подходила к дому Христины.
Тина убирала со стола — они с Настусей только пообедали. В каморке уже ждал подготовленный для раскройки отрез молочно-белого гродетура для конфирмации, таинства миропомазания. Плотный шёлк отливал на сгибах, и Настуся уже несколько раз забегала в каморку, чтобы приложить к себе отрез и полюбоваться в зеркало.
— Руки у тебя чистые? — громко спросила Тина.
— Чистые! — крикнула в ответ Настуся.
Она продолжала крутиться у зеркала.
У двери звякнул колокольчик, а Тина почему-то вдруг испугалась и выронила на пол чистую тарелку. Осколки со звоном разлетелись по полу, и у Тины даже заложило в ушах.
— Есть кто? Христина?!
— Здесь я! Сейчас выйду, — отозвалась она, вытерла мокрые руки и вышла в салон. — Доброго дня, Зельда!
Тина каким-то чутьём понимала, что визит Зельды неспроста, и потому заглядывала ей в глаза, присматриваясь, словно в больших и чёрных глазах Зельды кроется большой секрет.
— Доброго дня! Ох, и парит там, — кивнула она на входную дверь. — Дождь собирается. Я с твоего позволения присяду? — Зельда присела, не дожидаясь позволений, и продолжила: — Уезжаю я, Христина. Так хотела добро тебе оставить. Всё с собой взять не смогу, так лучше пусть тебе достанется. Девчонка у тебя теперь, значит, вам и нужнее. Помощника же нет.
Зельда передохнула и замерла, ожидая, что скажет Тина. А Тина от такого предложения опешила и не находила слов. Ведь, что человека толкало на такой шаг. Все знали, что у Зельды дом — полная чаша. Зарабатывала она хорошо, клиентки постоянно обслуживались и исправно платили. Кто бывал у неё в доме, хвалились, что такой красоты не у каждого найдёшь. Всё отчего? У Зельды мебель была старинная, но в хорошем состоянии, и паркет наборной на полу лежал, а на окнах такие гардины висели, что все были уверены — из самого Парижа. Всякую мелочевку Зельда любила, потому скупала на блошиных рынках домашнюю утварь старой работы. Из этих мелочей состоял Зельдин уют.
— Так как же… А неужели ты с собой ничего взять не можешь? Давай я тебе спаковаться помогу.
— Не за чем помогать. Мне мало вещей нужно. Точно тебе говорю, — Зельда вложила Тине в руки второй ключ от квартиры и добавила: — Я к завтрашнему вечеру уеду. Не будет меня, значит. Вот тогда-то и приходи выбирать.
Зельда ушла, звонок у двери жалобно звякнул за нею. Тина подумала, что эдакий прощальный получился звонок. Как если бы отходил поезд и паровоз дал прощальный гудок.
Тина набросила на плечи тонкую шаль и вернулась в коморку кроить платье для Настуси. Скоро Взятие Пресвятой Девы Марии в небесную славу, нужно успеть до срока платье сшить, чтобы Настуся не хуже других во время таинства конфирмации выглядела. И цветы белые в волосы вплести… У шляпника точно есть, нужно будет сговориться, чтоб дешевле отдал, всё ж жену его она всегда не за дорого обшивала.
Настуся уже спала наверху, Тина разложила отрез на столе и принялась, напевая под нос, раскраивать по готовому лекалу. Она так увлеклась работой, что не услышала, как кто-то вошёл в салон. Только, когда открылась дверь в каморку, Тина заметила гостя.
— Виктор, откуда ты взялся?…
— Здравствуй, Тина, — сказал Германов, шаря глазами по маленькой комнатушке. — Одна? А девчонка где?