Лучший исторический детектив (СИ)

— Настуся спит, — ответила Тина, предполагая неприятный разговор. — Ты зачем пришёл?

— Этой мой дом. Хочу — прихожу, хочу — не прихожу. Уяснила? — Глаза Германова метали недобрые молнии.

Тина вдохнула поглубже и, глядя в пол, с расстановкой ответила:

— Твой дом в том склепе, что ты приказал построить над твоей могилой. А сейчас по всем бумагам дом принадлежит мне, твоей вдове.

Тина и сама испугалась такой храбрости. Стоило так долго бояться, чтобы, наконец, настоять на своих правах. Покойная мать Христины не одобрила бы такого поступка: не годится, чтобы жена мужу поперёк говорила. Но Тина очень долго считалась вдовой. Так долго, что мысль об умершем муже прижилась сама по себе. Нужно было только решиться сказать об этом Виктору.

Германов хмыкнул, подумал, что рано или поздно Тина с её характером могла бы что-нибудь подобное выдать. Впрочем, зачем она ему нужна? И дом этот старый не нужен. Да и вообще, он скоро уедет.

— Я завтра вечером зайду. Мне нужны кое-какие вещи. Мои. Не переживай ты, ничего ценного из твоего барахла не возьму, — Германов засмеялся и добавил: — Костюм там должен был остаться, пальто и туфли. В шифоньере, в спальне нашей. Ты ж не додумалась отдать после похорон?

— Там и есть, — торопливо кивнула Тина, радуясь, что ему ничего больше не нужно. — Ты ж говорил оставить, так я и оставила. Я и сорочки две оставила. Из тех, что новые.

— Это хорошо, — кивнул Германов. — Завтра вечером жди.

Он собрался повернуться и выйти, но тут Тина вспомнила, что завтра она идёт на квартиру Зельды вот и ключик под скатертью лежит.

— А может, ты сейчас заберёшь? — спросила она с надеждой.

— А что это ты вечером… ждёшь кого? — Германов удивлённо приподнял бровь.

— Не жду я, — замялась Тина. — Мне уйти нужно будет.

— Любовника завела? — напрягся Германов.

Тина, чувствуя, как нагнетается обстановка, решилась рассказать Германову о приходе Зельды и о том, что она ключи от квартиры оставила.

— Ах, вон оно что такое… — протянул Германов, задумчиво. Лицо его словно окаменело, и он совсем ровным, немного безжизненным голосом сказал: — Хорошо, Христина, иди куда собиралась. Я в другой раз зайду. На неделе.

Германов ушёл, а у Тины мелькнула мысль, почему он так быстро согласился. Да и выражение лица его показалось странным. Но Тина так радовалась его уходу, что не стала придавать значения мелочам вроде выражения лица покойного супруга.

Маленький скверик, что примыкал вплотную к Зельдиному дому и доминиканскому монастырю, был тенистый и мрачный. Внутри его имелась одна забытая всеми скамейка, на которой уже несколько часов сидел Германов. Он ждал Зельду. Хотя вечерело, и форточка в окне была открыта, но он, имея запасной ключ, намерено не пытался к ней войти, чтобы не быть никем замеченным. Ключик он украл в первый же свой приход к Зельде. Просто стянул его с гвоздика и сунул в карман.

У скамейки валялось несколько окурков папирос, с характерным заломом на гильзе, и Германов косился на них, думая, что надо бы их забрать. С такой мыслью он бросил очередной окурок под ноги.

Он вспомнил исписанный именами лист в кабинете у Зеленской. Вот ведь, сколько народу оказалось в завязке в этом деле. А он даже и не предполагал такого количества соперников за богатый куш. Думал, одна Зеленская, да докторишка покойный. Гробокопатели не в счет, они свою долю и без того имели. Спасибо вам, пани Роза, за труд составить сей документ. Вы так облегчили мне жизнь! Даже не представляете! Я теперь знаю всех поимённо. А информация она дороже всего ценится. Praemonitus praemunitus! Предупреждён, значит вооружён! А Зелюнця-то какова! И в списке Зеленской на втором месте значится. Значит, знает паучиха, что веры тебе нету. Ничего. Найду другую красавицу на твою роль в швейцарском банке. Или нотариуса найду, который доверенность подделает. Все они продажные, как курвы.

Германов снова закурил, но уже скорее от скуки. Он уже совершенно не нервничал. Он был уверен, что сможет хладнокровно убить Зельду. Нож, украденный сегодня у Тины в кухоньке, нагрелся во внутреннем кармане пиджака и казался теперь раскалённым куском железа. Периодически Германов осторожно касался кончиками пальцев к лезвию, словно боялся обжечься, потом одёргивал руку и сильно затягивался. Он уже устал ждать, и эта усталость навалилась всем весом и придавила собой остатки сомнений.

С другой стороны сквера послышались гулкий перестук каблуков. Шаги приближались, и Германов осторожно поднялся со скамейки. Из-за веток его не было заметно, да и сумерки не то время, когда можно отличить тень дерева от тени человека. Германов скорее учуял её по запаху. Он всегда знал, что сможет отличить запах Зельды от запаха другой женщины: приторный фруктовый аромат кожи смешивался с запахом кофе, сдобы и лёгким ароматом розовой воды.