— Мы не можем себе этого позволить, — нахмурился Гольдман. — Я обещаю тебе, через час мы выпьем кофе и съедим по куску пирога. — Рузя хотела искупаться и съесть горячего супа, но она молча смотрела на мужа, который тоже очень устал, и молча со всем соглашалась. — Представляешь, ещё недавно из Братиславы в Вену можно было доехать на городском трамвае!
— Едем, милый, — улыбнулась Рузя. — Черт с ними, с их трамваями. Я так устала.
Война ворвалась стремительно, пронеслась через улицы, прогремела в пригороде и так же внезапно затихла. И без того сонный провинциальный город замер в ожидании, боясь петь, громко говорить и далеко уходить от дома.
Польшу поделили. Жолкев неожиданно стал советским. Десять дней летали пули и звучали взрывы, а в один день неожиданно всё стихло. Договор между Германией и Советским Союзом разделил Польшу и узаконил новые границы.
— Марта, рассказывай, что там происходит? — спросила Зеленская, выглядывая на балконе из-за занавесок. — Стрельбы не слышно… Неужели это всё?
— Пани Роза, чтобы разузнать, нужно пойти на рынок, а это всё ещё опасно, — ответила экономка, стоя за креслом Зеленской. — И…
— Чтобы разузнать, нужно найти кого-то из Управы, — прервала Зеленская и раздвинула занавески ещё больше, словно её совсем не пугали редкие выстрелы. — Как хочется кушать… Марта, у нас скоро совсем ничего не останется. Попробуй раздобыть каких-то продуктов, если нужно, то поменяем на что-нибудь. Надо было сразу прислугу распустить — они стащили из еды всё, что видели.
— Я попробую… Осторожнее, пани Роза, они сейчас стреляют во всё подозрительное! Хоть в собаку, хоть в человека — им без разницы в кого, — забеспокоилась Марта, задёргивая занавеску. — Если бы найти Мрозовского, он мог бы лучше всех объяснить. Всё-таки они были немного дружны с паном Виктором.
Зеленская настойчиво убрала занавеску и молча выкатила кресло на балкон.
— Я в своём доме, Марта! Могу я смотреть на улицу?! Мне…не…
Зеленская вдруг захлебнулась словами, захрипела и стала заваливаться набок. Марта отпрянула, потом быстро присела рядом и попыталась закрыть окно.
— Пани Роза, — шептала она. — Пани Роза!..
Зеленская молчала. Она кренилась набок, как старая ржавая баржа. Глаза её смотрели несколько удивлённо и даже по-детски, рот искривило, лицо мгновенно побледнело, его теперь поразительно оттеняли светлые волосы. Смертельная бледность сделала Зеленскую схожей на актёра японского театра кабуки.
Марта оттащила кресло от балкона, развернула и увидела дырку в голове Зеленской. В аккурат возле правого виска в тёмном крошеве слиплись волосы, от уголка рта сбежала капля крови и застыла под подбородком.
«Надо бежать. Когда власть меняется так часто, то спокойной жизни не жди. Арештович-то злотые впихнул, не глядя. Нету у человека совести! Знал же, собака, что скоро за них и спичек нельзя будет купить! Эти, в Магистратуре, вообще больше всех знают, потому и сбежали кто куда. Крысы…Не успел. Такой дурак, всё тянул, тянул с отъездом. Эх, мама… Ну дался тебе твой Лёва! Если б дожил, то первый бы дал дёру, а ты за покойника держишься!» — думал Мрозовский, проходя с равнодушным видом мимо Управы. Так словно бы и не знал, что это за здание и никогда там не бывал раньше.
Он достал из шкафа старое отцовское пальто, битое молью и потёртое под рукавами, отпустил щетину и перестал чистить ботинки. Визитки свои сжёг в печке, опасаясь, что их случайно найдут. В том, что к нему скоро заявятся, он не сомневался, ибо сам бы так и поступил. Более всего боялся, что новая власть примет его за врага и надумает казнить в общем потоке. Мрозовский третий день подряд уговаривал маму уехать в Румынию, а оттуда ещё дальше — в Канаду.
Мама плакала и отказывалась ехать.
— Ну, зачем тебе этот город вместе с кладбищем? Мама! Уедем туда, где нет войны и всегда есть что покушать, — умолял Эдвард.
— Мой Лёва скоро вернётся, — плакала старушка, глядя под ноги, и тут же переспрашивала: — А скоро будем кушать?
— Не знаю, мама. Осталось немного курицы. Пани Сима от нас ушла, уехала на хутор к родне. Ей нечем было платить — злотые никому не нужны, а новых денег взять негде. Видишь, мама, человек понимает, что здесь нечего кушать. Даже на рынке сейчас нечего купить! — Эдвард иногда срывался на визг. Он был почти в истерике, но маму нельзя было взять за руку и отвести на вокзал, плачущая старушка обязательно привлечёт ненужное внимание.
Через два дня мама плакала от голода. Пытаться продать драгоценности Мрозовский боялся, еды не осталось совсем и неприспособленный к такой жизни он отправился по знакомому адресу — в Управу.
Возвращался Эдвард Мрозовский вполне довольный результатом. Сторожем устроиться не удалось, но получилось куда лучше, чем он себе это представлял. Предложение, которое он получил в Управе, не отличалось новизной, что-то подобное Мрозовский предполагал. Новая власть, желая показать свою легитимность, придумала провести Народное собрание.