Лучший мир

– Была такая болезнь, очень редкая, называлась синдром Клейне-Левина, он же синдром спящей красавицы. Неврологическое расстройство. Страдающие им просто впадали в спячку часов на двадцать минимум, а то и на несколько дней, и такие эпизоды происходили несколько раз в год. Просыпались такие люди, естественно, полностью оторванными от мира, в абсолютной дереализации, с провалами в памяти, неспособные отличить то, что приснилось, от того, что происходит на самом деле. К расстройству шло ещё множество побочек – от переедания до ненормально повторяющихся действий. Толком это явление так и не изучили, диагностировать его тоже было очень сложно.

Я вопросительно подняла брови, боясь представить, к чему он это рассказывает.

– В общем… Сейчас в мире сложилась определённая ситуация. Есть отличия, о которых я тоже расскажу, но в целом, то, что творится, очень похоже на эпидемию этой болезни – такова официальная версия, хотя данные ещё уточняются. Ладно, ближе к делу. Со сном начало происходить что-то неадекватное. Люди повально засыпают. Просто берут и отключаются. Уже не несколько раз в год, а намного чаще.

– Чего? – от удивления я сделала слишком большой глоток чая, который должен был бы выжечь мне горло, но ничего не почувствовала.

– Если чувствуешь, что вот-вот вырубишься, считай, везунчик, – невозмутимо продолжил Илья. – Но чаще всего заболевший не в курсе, когда заснёт. Так что с появлением симптомов люди стараются оставаться дома. Сон может длиться не только несколько часов или дней, но и буквально мгновение. Как у тебя только что. Бывает так, что человек даже не замечает, что спит, – с этими словами он посмотрел на меня так внимательно, что я втянула голову в плечи.

– Дней?!

– Угу.

– То есть, я…

– Сегодня испытала это на себе, «отправившись на работу». На самом деле всё, что ты успела сделать – встать с кровати, принять душ и поставить чайник, а потом, видимо, отключилась. Но твои сны длились и дольше.

– Аварии…

– Да. Я уже рассказывал тебе всё это год назад, после первой аварии. Тебя тогда вырубило прямо за рулём.

– Но почему я ничего не помню? Точнее помню по-другому…

– Частый и долгий сон вырезает куски из памяти, подменяет собой события, происходившие на самом деле.

В висках вовсю стучала кровь, а попытки скрывать трясущиеся руки стали совершенно бесполезны.

– И в этому году вот опять. Снова до больничной койки. Снова на дороге. Я окончательно убедился, что это опять оно, когда ты рассказала про отмену рейса и все эти надписи на стенах. До последнего надеялся, что это был последний раз, но только что произошёл новый глюк, хоть и совсем мелкий. Слишком часто, чёрт, слишком…

Я молчала, прикладывая все силы, чтобы переварить услышанное. Не получалось.

Год назад я заснула за рулём. Несколько недель назад заснула в арке двора. Куски моей памяти перемешиваются, как битое стекло в калейдоскопе, и складываются в картинки, которые соотнести с реальностью не получалось даже приблизительно.

– «Полуденный ужас» – один из обязательных симптомов. Ты больна этой дрянью, Леся. Прости меня, если можешь, мне следовало сразу тебе рассказать.

Чашка подпрыгнула в руках. Илья аккуратно придержал её, наблюдая за моей реакцией. Несмотря на яркое солнце за окном, мир стремительно бледнел, словно ему выкручивали контрастность на минимум. Больна. Могу заснуть в любой момент. Куча последних событий – вирус, сорвавшаяся поездка, получение визы, даже последний день перед аварией – всё это было сном? Бред. Я умоляюще посмотрела на Илью, словно прося отменить все эти слова и вернуть меня в ту вселенную, где я ни о чём не знала. Впрочем, с перемещениями между мирами теперь шутки плохи.

– Эпидемия…

– Да. Такое происходит с огромным количеством людей. Около десятка тысяч в стране, в мире не помню. Поэтому улицы практически пусты, как ты, наверное, уже заметила. Все по возможности сидят дома, потому что неизвестно, когда и на сколько времени накроет. Никому не хочется разбить голову об асфальт, и это в лучшем случае. Больницы заполняются очень быстро – мозг некоторых спящих нуждается в улучшении питания и стимулировании кровообращения, без этого можно погибнуть.

– Но почему… Откуда…

– Никто не знает. Есть версия, что это связано с гормонами, а может быть, даже какая-то массовая мутация. Над этим, конечно, сейчас бьётся весь мир, но пока без результатов.

Мы немного помолчали, глядя каждый в свою чашку. Что-то странное происходило на кухне. Сам воздух изменил текстуру и как-то иначе взаимодействовал с предметами и пространством. Моя память… Мои ощущения… Выходит, сейчас я реальна? Но почему даже телу так странно, не говоря уже про разум?

– Леся, – настойчивый голос Ильи вырвал меня из раздумий.

– А?

– Я говорил тогда и повторю сейчас. Слушай внимательно, это важно.

– Да, я вся внимание.

Он взял меня за руку и осторожно сжал пальцы.

– После сегодняшнего у меня есть все основания беспокоиться. Я снова возьму отпуск ненадолго, хочу побыть с тобой. Потом перейду на удалёнку. Мало ли что. На работе поймут, всё равно куча людей работает из дома по понятным причинам.