Луэлла

— Дело в том, Мари, — сказал я, едва удерживаясь от смеха. Такой наивный вопрос могла задать только Марисель, которая очень плохо знала историю. — Дело в том, что в начале семнадцатого века тараны уже не применялись. Для разрушения оборонительных сооружений использовались пушки.

— Тогда почему они не разрушили ее пушками? — не унималась Марисель, словно ей хотелось, чтобы храм-крепость поскорее пал.

Я ответил, что, к сожалению, не жил в семнадцатом веке, поэтому не могу ответить на провокационный вопрос. Марисель язвительно пронзила меня блестящей чернотой хитрющих агатовых глаз и со значением хмыкнула. И тут мне на выручку пришла Фиделина.

— Какая ты, Мари, агрессивная, — сказала она, незаметно подмигивая мне.

Дескать, держись, я с тобой. — Почему ты так хочешь разрушить эту церковь?

Посмотри, какая она красивая!

Только что Фиделина говорила, что в ее родном Камагуэе церкви намного красивее. А теперь утверждает обратное… Такая она и была, Фиделинка-Делинка. Всегда старалась показать мне, что она целиком на моей стороне…

— Я не хочу ничего разрушать, — смутилась Марисель. — С чего ты взяла? Мне просто интересно узнать, почему эти… как это? Литовцы… Не захватили такую маленькую церковь, когда даже кремль был в их руках?

— Не знаю, — чистосердечно признался я. — Наверное, стены были очень крепкими…

— Ага! — обрадовано закричала Марисель. Да так громко, что верующие, которые толпились у церкви, оглянулись на нее. А одна старушка в черном одеянии испуганно перекрестилась. — Значит, не знаешь? А кто мне говорил, что все знаешь о своем городе?

— Ну, я говорил, — сказал я. — Но пойми, Мари, я же не большая советская энциклопедия…

Кубинкам, видимо, понравился мой ответ, и они звонко рассмеялись, снова привлекая к себе внимание верующих старушек. Смеялись они настолько заразительно, что я не выдержал и присоединился к ним.

Затем продолжил рассказывать о церкви.

— Когда враги поняли, что церковь им не захватить, они решили поджечь ее.

Это им удалось. Огонь был настолько жарким, что стены треснули, и пламя проникло внутрь храма. А в церкви, кстати, находились не только воины, но и простые посадские жители, в основном маленькие дети, которые спрятались от врага. Все они погибли. Сгорели заживо или задохнулись в дыму. Хотя могли остаться в живых: литовцы обещали всем, кто сдастся и выйдет без оружия, сохранить жизнь. Они говорили это перед тем, как поджечь церковь, но русские люди не пошли на поклон к захватчикам… Своды храма обрушились, погребая под обломками всех, кто был внутри. Существует старинная легенда, что каждый год в тот день, когда в храме погибли защитники города и невинные горожане, по стенам церкви течет кровь…

— Ой! — вскрикнула Фиделина, хватая меня за руку. Ее ладонь, потная от волнения, чуть дрожала. — Неужели правда?

— Не знаю, — ответил я. — Я же говорю, легенда, я ее слышал от экскурсовода. Но люди на самом деле погибли здесь, об этом даже летопись писала… Слушайте дальше. Когда литовцев прогнали русские войска, церковь была восстановлена. Но и после этого случая она несколько раз горела, но уже не от нашествия врагов, а от пожаров, которые часто опустошали Староволжск. Самые страшные пожары случились в 1674 и 1763 годах. Пожар 1763 года вошел в историю как Великий Пожар, сгорел почти весь Староволжск. Белая Троица пострадала и в 1941 году, во время Отечественной войны. Видите, какая бурная история у этой небольшой церквушки. А ты, Делинка, говоришь, что в Камагуэе церкви красивее…

— Но они на самом деле красивые, — тихо возразила Фиделина. — Ты же не видел… правда…

Она стояла напротив, опустив глаза. И я понял, что невольно задел Фиделину за живое, и она не знает, что ей делать. С одной стороны, ей очень хочется поспорить со мной, отстоять свою точку зрения, доказать мне, что в ее родном городе Камагуэе церкви более красивые, чем у нас в Староволжске. И это для Фиделины было бы естественно — она же приехала с Кубы. Куба была родиной Фиделины, и все, что осталось там, было ей очень дорого. И она хотела спорить со мной, доказывать мне свою правоту. И в тоже время Фиделина боялась невзначай обидеть меня. Она чувствовала, что история, которую я рассказал — это часть истории моей страны, России, страны, в которой она, Фиделина, оказалась благодаря случайному стечению обстоятельств. Не будь она дочерью кубинского военного, ее отца не отправили в советскую военную академию, и она никогда не увидела бы Староволжск. Не познакомилась бы со мной…

Фиделина не просто жила в России, в Староволжске, не просто дружила со мной — она еще пыталась понять, насколько это было возможно, эту неведомую страну, историю ее народа. Фиделина внимательно слушала меня, когда я рассказывал ей о русской истории. Она слушала, не перебивая, мои рассказы об истории Древней Руси, о монголо-татарском нашествии, о борьбе с иноземными поработителями.