Этим препятствием оказалась Ленка Воронюк. По прозвищу Ворона. Староста класса. Она стояла в дверях, как стоит капитан на мостике своего корабля.
Скрестила руки на груди и сверлила меня буравчиками своих зеленых кошачьих глаз. И ее взгляд не сулил мне ничего хорошего.
— Ты куда это намылился, Бородин? — сурово осведомилась дылда Ворона. Ты, я вижу, забыл, что сегодня предпраздничная генеральная уборка школы.
Ты в списке, так что соизволь вернуться в кабинет.
— Не могу я сегодня, — промямлил я, мысленно проклиная и эти дурацкие списки, и тех придурков, которые их составляли.
— Можешь! — категорично отрезала Ленка.
— Но мне сегодня надо, — пролепетал я, пытаясь сообразить, как выпутаться из этой дурацкой ситуации. И это в то время, когда меня ждет Марисель!
— Да ничего тебе не надо, — еще категоричней отрезала Ленка. — Тебе сегодня нужно убирать кабинет. Скоро праздник, и директриса сказала, что школа должна блестеть. А к своим кубинцам ты еще успеешь смотаться, день большой.
Я вздохнул. Спорить с Вороной — себе дороже. Бесполезное дело… Особенно сейчас, когда речь идет о предпраздничной генеральной уборке школы. Мало того, что Ворона была старостой класса, так она еще отвечала за чистоту в школе. Ленка была очень принципиальной девчонкой, поэтому ее и назначили старостой класса и ответственной за генеральные уборки. В самом деле, не меня же назначать…
Но ее принципиальность никому покоя не давала. Стоило кому «слинять» без уважительной причины, Ворона поднимала такой вой, словно речь шла о шпионаже в пользу вражеского государства. На край света хотелось бежать…
Ворона обо все докладывала классному руководителю, — сгущая краски, разумеется. А классный руководитель — суровая накрашенная дама в строгом классическом костюме, — доводила полученную информацию до администрации школы и до родителей. Что происходило потом, лучше не объяснять…
Но все эти репрессивные меры касались только тех, у кого не было уважительной причины. Те же, кто сумел найти, могли не беспокоиться за свою судьбу. Классный руководитель ничего не узнавала, а Ленка брала с них честное слово, что они останутся убирать кабинет в следующий раз.
У меня, конечно же, была самая уважительная из причин — сегодня уезжала Марисель, и мне нужно было проститься с нею. Но бездушная Ворона не захочет принять во внимание мои аргументы. Моя причина для нее никакая не уважительная. Черствой душе общественницы Вороны совсем наплевать, что Марисель сегодня уедет, и я больше никогда не увижу ее.
— Ну? — насупилась Ворона.
Я еще раз бросил взгляд на часы. Прошло пять минут. Если я сейчас не найду способ договориться с Вороной, то наверняка опоздаю к встрече с Марисель.
К последней встрече…
Нужно было срочно что-то решать…
Но что? Не драться же мне, в самом деле, с Ленкой. Она хоть и вредная, но все же девчонка. Да и неприятностей потом не оберешься…
И тогда я решил соврать. Это было очень рискованно, потому что моя ложь могла не сработать. Да и сама Ворона наверняка узнает, что я соврал. И тогда мне точно несдобровать…
Но будущее меня сейчас волновало мало.
Гораздо важнее было успеть увидеть Марисель.
Успеть проститься…
— Послушай, Лена, — сказал я, — пойми, я действительно не могу сегодня. У меня мама вчера сильно заболела, мне в аптеку нужно сходить, в магазин.
Ну, будь человеком…
— Мама? Заболела? — Ворона недоверчиво просверлила меня желтыми буравчиками кошачьих глаз. В ее взгляде я не видел ни капли сочувствия.
Сейчас она скажет: «Как же так, Бородин? Сегодня утром я видела твою маму, она была жива и здорова. Как же так, Бородин? Не хочешь убирать кабинет, так и скажи. А врать-то зачем? Чревато последствиями…»
Однако она сказала:
— Ну, если мама, тогда иди, — ее голос чуть смягчился, однако взгляд по-прежнему был стальным. — Но не думай, я проверю. И если ты соврал, то знай…
Что я должен был знать, я так и не услышал, потому что стремглав несся вниз по лестнице, сбивая с ног зазевавшихся младшеклассников.
Волжский берег был тих и пустынен. Слабый ветерок, играя, гонял по пустынному в это время года пляжу обрывки старых газет и прочий мусор.
Воробьи задиристо дарились из-за сухих хлебных крошек. Изредка на берег выплескивались ленивые волны. И ни одного человека вокруг. Мир словно затаился. Или вымер…
Только по Старому мосту туда-сюда сновали автомобили и автобусы, куда-то шагали по своим делам пешеходы.
Старый мост был самым красивым мостом Староволжска. Он легко висел над водой, изящный, ажурный, воздушный, словно сотканный из металлических кружев и перенесенный в наш город из сказок Владислава Крапивина. Его легкие фермы стремительно рвались в синий небесный простор, чтобы затем плавно опуститься к воде, были похожи на сказочные узоры, сотканные доброй рукой волшебника-мастера из ажурных металлических кружев…