Луэлла

Мост построили в начале нашего века по проекту одного немецкого инженера — кажется, Гашека, который прославился на весь мир тем, что возводил такие мосты во многих городах Европы. Но войны и людское равнодушие почти не сохранили мостов, построенных Гашеком, и во всем мира осталось только два его моста. Один у нас, в Староволжске, другой — за границей, в венгерском городе Будапеште.

До трех часов осталось немного времени, минут пять. Я присел на скамейку и стал ждать Марисель.

Над зеленой водой, пронзительно крича, носились сизые чайки. Птицы голосили так громко и печально, что мне тоже хотелось плакать… Сегодня уезжает Марисель… В пионерском лагере я слышал рассказ о том, откуда взялись чайки. Будто бы в незапамятные времена на берегу синего моря жила девушка, которую звали Утренняя Заря. Она полюбила юношу — Сына Рыбака. И юноша тоже полюбил ее, потому что она была красивая и добрая. Они хотели пожениться, но грозный Морской Царь, которому люди забыли вовремя уплатить дань, прогневался и погубил Сына Рыбака, утопила баркас, на котором он вместе с отцом выходил в море, чтобы добыть пропитание.

Узнав об этом, Утренняя Заря поднялась на высокую скалу и бросилась в морскую пучину. Но добрые боги сжалились над несчастной девушкой и превратили ее в птицу, которую люди назвали чайкой.

И девушка-чайка полетела над морем с плачем. Она летала над водой и звала, звала своего суженого. Но он не откликался…

С тех пор чайки всегда кружат над водой…

Надеются — вдруг Сын Рыбака отзовется?

И тогда Утренняя Зорька, превращенная в чайку, снова станет красивой девушкой. И выйдет замуж за Сына Рыбака. И будут они, как в сказке, жить долго и счастливо…

Эту печальную легенду мне рассказал один вожатый. Его тоже звали Андреем, как и меня. Он был очень хорошим и добрым, этот вожатый Андрей. Но его прогнали из лагеря, потому что он поругался с начальником — очень нехорошей и злой женщиной, которая не любила, когда ей не подчинялись. Ее все боялись. И я тоже боялся…

…Мне было всего восемь лет, меня обидели ребята из моего отряда, и я убежал к реке. А к реке никому нельзя было ходить без разрешения старших.

За это могли выгнать из лагеря.

Там, у реки, я и встретил вожатого Андрея.

Вначале я испугался, что он схватит меня за локоть и отведет к суровой начальнице лагеря разбираться.

Но он обещал меня никому не выдавать.

И рассказал легенду о девушке-чайке, которую сам слышал, когда был маленьким…

С тех пор я не могу спокойно смотреть на чаек, с криком летающих над водой.

Что-то влечет меня к ним, вольным и грустным птицам.

…Даже сейчас, когда детство ушло, и я уже почти не верю в сказки…

— Андрей! — раздался за моей спиной тихий голос.

Это была Марисель. Засмотревшись на чаек и погруженный в свои мысли, я и не заметил, как она подошла.

— Saludo, Мари, — сказал я, отметив про себя, что Марисель на этот раз не воспользовалась своим обычным розыгрышем. Она любила незаметно подкрасться сзади, закрыть ладонями глаза и спросить, слегка изменив голос: «Кто?» и нужно было угадать, хотя и так всем все было ясно…

Но Марисель сегодня уезжала, и ей, наверное, не очень хотелось шутить.

Она села на скамейку рядом со мной.

— Тебе Фиделина сказала? — спросила она. Мне показалось, что ее голос чуть вздрагивает, хотя лицо было очень спокойным.

— Сказала. Поэтому я и пришел. Жалко, что ты уезжаешь…

— Уезжаю, — сказала Марисель. И вдруг быстро спросила:

— Ты как ко мне относишься?

И отвернулась, пряча глаза…

— Не знаю, — ответил я. Потому что никогда не задумывался об этом. Я никогда не выделял Марисель ни из девчонок вообще, ни из кубинских девчонок, и не оказывал ей особых знаков внимания. Ну, подбросил несколько раз в почтовый ящик поздравительные открытки — с Новым годом и с Восьмым марта. Так ведь не ей же одной…

Ну, дергал несколько раз за волосы — но какой уважающий себя мальчишка преодолеет искушение дернуть за длинную косу девчонку, к которой… ну, понятно…

А если эта девчонка приехала из очень-очень далекой страны — тут и говорить не о чем, все проявления внимания, даже такие, как подножки и дерганья за волосы, становятся как бы сами собой разумеющимися.

— Значит, когда меня здесь не будет, ты забудешь меня? — тихо спросила Марисель, глядя куда-то в сторону.

— Вот еще! С чего ты взяла?

Не знаю, Андрей, не знаю. Просто мне…

Она на миг запнулась, пригладила рукой растрепанные волосы им, повернувшись ко мне, сказала:

— Ты меня больше никогда не увидишь…

— Ты уедешь на Кубу? — задал я совершенно дурацкий вопрос. Потому что куда еще могла уехать Марисель…

— Нет, Андрей, не на Кубу, — неожиданно ответила она. — Гораздо дальше…

— Что может быть дальше Кубы? Только Америка, — флегматично заметил я. На что Марисель спокойно ответила:

— Есть места, которые находятся намного дальше Кубы. И даже Америки…

— Ага. Сейчас ты мне скажешь, что прилетела с далекой звезды, парировал я, понимая, что Марисель, несмотря на невеселое настроение, все-таки предрасположена шутить. — А звезду ты только что открыла в свой ржавый телескоп!

Марисель улыбнулась: