Луговичка

Однажды Настя спустилась в погреб, чтобы взять крынку сметаны, но когда она поднялась наверх, дверца погреба неожиданно захлопнулась прямо перед её лицом. Бедная женщина едва не упала с лестницы. Она закричала от ужаса и громко забарабанила в дверцу. Но ей никто не ответил, так как в доме никого не было. Насте пришлось просидеть несколько часов в холодном погребе, пока не пришли отец с матерью и не освободили несчастную узницу.

— Как такое могло случиться?! — недоумевали старики.

Настя молчала. Её бил озноб, а из глаз неудержимо текли слёзы. Старуха напоила её горячим чаем и уложила в постель.

— Бедняжка! Да что у нас, бес завёлся, что ли, дверку вздумал захлопывать!

Скрипнула входная дверь, и в комнату вошла Поленька. При её появлении Настя вздрогнула и замерла под одеялом. Девочка улыбнулась и, отойдя к столу, занялась рисованием. Бабушка посмотрела в её сторону:

— Что же ты, Поленька, к матери не подойдёшь? Захворала она, али не видишь?

Поля, не проронив ни слова, спокойно взялась за карандаш и принялась водить им по бумаге.

— Подойди сюда, внучка, — не унималась бабушка, но Настя вдруг поймала её за руку.

— Не надо, — зашептала она, — пусть рисует, а я хочу отдохнуть.

Бабушка вскоре вышла, укоризненно посмотрев на внучку, и они остались вдвоём. Стояла тишина, лишь изредка шуршал грифель о бумагу. Настя вдруг спросила:

— За что ты не любишь меня, Поленька?

Но ответа не последовало. Грифель продолжал шуршать.

— Что я сделала не так? Чем заслужила твою немилость, ведь я люблю тебя. Ответь, пожалуйста.

После длительного молчания грифель перестал шуршать, и Настя услышала странные слова:

— Ты заняла не своё место и должна уйти.

Настя поднялась на локтях с подушки. Лицо её пылало.

— Это чьё же место я заняла?

Поля не смотрела в её сторону, она продолжала рисовать.

— Ты сама знаешь, чьё. Уйди от Андрея, он любит мою матушку, а не тебя.

Настя больше не могла это слушать. Она вскочила с постели и подошла к девочке:

— Мы с Андреем любим друг друга с детства, тебя мы тоже вырастили как родную, а теперь ты говоришь о какой-то матушке!

Поля подняла глаза на женщину. Сколько было холода и злобы в этом взгляде. С этой минуты Настя поняла: эта девочка никогда не будет её ребёнком. Поля нажала на грифель, и он обломился.

— Не уйдёшь — тебе же хуже.

Настя попыталась усмехнуться:

— А ты не боишься, что о нашем разговоре узнают Андрей и ещё дедушка с бабушкой?

Девочка была совершенно спокойна:

— Тебе никто не поверит.

Поленька — луговой цветочек

С этого дня Настя больше не пыталась примириться с Полиной. Она старалась не замечать её. Всю работу по дому выполняла молча, лишь иногда советуясь с матушкой.

Поля же была ласкова со всеми, а особенно с Андреем. Когда после работы, уставший, он садился за стол, она с радостью ставила перед ним большую чашку горячего супа и смотрела на него большими влюблёнными глазами. Иногда от этого взгляда ему становилось не по себе, но он всё равно усаживал её к себе на колени и гладил мягкие пушистые волосы. Она прижималась к нему всем своим хрупким тельцем и шептала:

— Папочка, я так тебя люблю.

Однажды он подозвал Настю к себе. Настя возилась у печи, помешивая в чугунке кашу. «Как она похудела и подурнела», — подумал он, глядя на жену, но вслух произнёс:

— Что происходит, Настя? Ты совсем не замечаешь ребёнка, ведь раньше всё было по-другому.

Настя не смела поднять глаза, а руки её предательски задрожали. Андрей посадил жену рядом собой и обнял за плечи:

— Что случилось, почему ты больше не любишь Поленьку?

Настя вздрогнула:

— С чего ты взял?

— Она сама мне об этом сказала, да и я вижу…

Женщина решительно встала и, не взглянув на мужа, быстро вышла из комнаты. Разговора не получилось.

Время шло. Андрей построил большой, просторный дом, куда он переселился с Настей и Полиной. Старики радовались за молодых, но тут стали замечать, что соседи на них как-то странно поглядывают да и сторониться стали. Бывало, прибежит соседка Нюра посудачить с матерью по душам, а нынче даже не заглянула ни разу. Братья Кузьма да Василий тоже часто к деду заглядывали, о рыбалке да охоте поговорить, а тут и они не заходят.

«Странно всё это», — подумала мать и постучала к соседке. Дверь Нюра открыла неохотно, сквозь зубы сказала:

— Проходи, — и, не взглянув на гостью, направилась к печке.

— Постой, Нюра. Я тебе яичек крупных, отборных принесла, наша несушка впервые такие снесла.

Но Нюра отказалась:

— Не нужно мне ничего от вас, нечисто всё.

Мать аж поперхнулась:

— Что значит — нечисто? С ума, что ли, сошла, Нюра, свихнулась на старости лет?

Но соседка посмотрела на неё серьёзно:

— Я-то не сошла ещё, а вот вы все будто опоённые ходите, ничего вокруг себя не видите.

Мать ещё больше изумилась:

— Да что мы видеть-то должны? Как жили, так и живём.

— Вот именно, жить-то вы стали богато, и всё у вас ладится, даже дед твой ногу свою поправил, а ведь уж не верили…

— А ты что же, — возмутилась мать, — завидуешь, что ли? Это тебя гложет?

Нюра горько усмехнулась: