Луговичка

Промолчал он тогда, обнял крепко и слезу скупую с глаз смахнул. Нависли тучи над его новым домом, а уж и не рад он ему. Какая же радость, когда тебя все кругом ненавидят. Понимал он, из-за кого беды приключились, а только сделать-то ничего не мог. Любил он Поленьку пуще света белого. Бывало, целует её да приговаривает:

— Полюшка, ты горюшко, цветочек мой дикий, луговой.

Но последней каплей стал несчастный случай с Настей.

У старого дома наверху флигель когда-то был построен. Давно в этот флигель никто не заглядывал, так, вместо чердака был. По молодости дед там голубятню держал. Так вот, Настя в тот день во дворе была, поросятам пойло в корыте готовила. Только слышит треск какой-то сверху и испуганный голос Поленьки:

— Мама, мамочка, помоги!

Настя в тревоге подняла глаза и ахнула в ужасе: на крыше флигеля стояла Поленька.

— Мама, мамочка, я сейчас упаду! — кричала она.

Настя бросилась к дому, в мозгу стучало: «Доченька, держись, я спасу тебя!»

По лесенке Настя забралась на чердак, потом ещё выше, во флигель. Отворив створку окна, она вылезла на крышу:

— Доченька, не шевелись, здесь есть лестница, я сейчас её поставлю, и ты спустишься ко мне.

Настя посмотрела на Поленьку и обмерла. Девочка улыбалась, и на её лице не было никапли испуга. В изумрудных глазах сверкал недобрый огонёк.

— А ведь я предупреждала тебя… — услышала женщина напоследок.

Тут послышался треск старого дерева, крыша вдруг заходила ходуном, какая-то неведомая сила отбросила Настю в сторону, и она с криком упала на землю.

Давняя история

Настя осталась жива — это было чудом, — и уже через пару месяцев заново училась ходить. Но сразу после этой истории Андрей взял Поленьку за руку, и они куда-то ушли. Вечером он пришёл один. Как ни пытали его отец с матерью, он так ничего и не сказал. На другой день матушка слегла от переживаний, тогда Андрей наклонился к ней и взял её горячую ладонь:

— Матушка, ты потерпи. Скоро ты обо всём узнаешь, но только не от меня. — А потом добавил: — Всё будет хорошо, вот увидишь.

Вечером в дом постучали. Старики удивились, ведь к ним давно никто не заглядывал. Андрей открыл дверь, пропуская гостью вперёд. На пороге стояла старая Горбылиха. Она опиралась на клюку и разглядывала комнату.

— Да, давненько я в гостях не была. — Взгляд её остановился на старой женщине.

— Ну, здравствуй, что ли, Егоровна, и тебе, Афанасий, здравствуй.

Дед молча кивнул, а мать сразу предложила гостье сесть к столу.

— Ты проходи, Горбылиха! Извини, не знаю, как тебя по имени-отчеству, проходи, я сейчас горячей картошечки поставлю.

Горбылиха села и улыбнулась кривой старческой улыбкой:

— Да будет тебе суетиться, не затем пришла. Сама садись, Егоровна, а имя моё я уже и сама не помню.

Мать присела и приготовилась слушать. Но старуха не торопилась, сначала осмотрела комнату, потом взглянула на Андрея:

— Неплохо живёшь, в достатке. Настя, стало быть, в больнице сейчас? Ну да поправится, всё у вас хорошо будет.

Дед сердито кашлянул в кулак.

— Ты что же, старая, посочувствовать к нам пришла, так мы уж как-нибудь сами…

— Будет тебе горячку пороть, Афанасий. По делу я пришла, Андрюша меня позвал.

Минуту стояла тишина. Было слышно, как муха бьётся об стекло.

— Внучку свою, Поленьку, не ищите. К матери я её увела, там она и должна быть, а то беды ваши никогда не закончатся.

Старуха развернула узелок, и Андрей узнал изумрудные бусы, которые дарил луговой хозяйке.

— Вот, вернула я себе своё сокровище, а то ведь и нет у меня больше ничего.

Горбылиха обернулась к матери:

— А что, Егоровна, попью я, пожалуй, у тебя чаю.

Поставили самовар, варенье, а к чаю мать бараночки сахарные подала.

— Вот, угостись, Горбылиха. Бараночки Поленька очень любила.

Мать села и залилась слезами. Горбылиха стукнула клюкой об пол.

— Да не плачь ты, Егоровна! Не померла Полинка, к матери родной отправлена, лучше ей там будет.

Вот тут-то, за чаем, она и рассказала свою историю.