Луиза Вернье

Пять дней Поль Мишель пребывал в коме. Луиза не отходила от него ни на шаг. Она заставляла себя немного поесть, когда ей приносили еду, и продолжала бы дежурить у постели сына всю ночь, если бы врач не настоял, чтобы она менялась с няней Дейзи. Но Луиза все время находилась в соседней комнате, где дремала урывками. Роберта она не видела, врач сказал ей, что ему пришлось наложить на лоб мужа швы и что в результате удара у него на лице много синяков. Луиза не знала, что рассказал Роберт доктору Перкинсу, но тот понял, что у них произошла серьезная домашняя размолвка с дракой. Луиза отправила в магазин записку с поручениями, чтобы мадемуазель Брюссо в ее отсутствие полностью взяла на себя все дела, написала Уиллу, что Поль Мишель упал, пообещала держать его в курсе, заверила его, что беспокоиться о ней нет оснований.

Когда сын наконец-то открыл глаза и узнал ее, она испытала громадное облегчение, поняв, что он не помнит, как оказался в постели с перевязанной головой, и возблагодарила Бога за это естественное исцеление. Доктор Перкинс успокоил ее, сказав, что теперь ее сын начнет быстро поправляться, а ей порекомендовал дышать свежим воздухом и больше двигаться. И Луиза отправилась в магазин, где за время ее отсутствия накопилось множество дел. Она решила не рассказывать Уиллу подробности о несчастном случае с сыном, решив, что это ни к чему хорошему не приведет, да Уилл и не стал задавать наводящих вопросов, заметив, что с мальчишками всегда случаются незначительные травмы и что он сам однажды в этом возрасте здорово ушибся головой. Отношения с Уиллом совершенно изменились. Луиза уже не могла, как намеревалась, держать дистанцию. Теперь Уилл вообще к ней не прикасался, как бывало раньше, когда брал ее под руку или за руку, провожая за дверь, но именно теперь она как никогда ощущала, что это — судьба, воле которой не следует противоречить.

Днем Роберт, пол-лица которого скрывали повязки, не выходил из дому, а где он бывал ночами, ей было неизвестно. Он не разговаривал с ней и, если встречал на лестнице, то проходил мимо, как будто не видел ее в упор. Так же он вел себя и с Полем Мишелем. Память вернулась к ребенку, он вспомнил инцидент с тростью и наивно решил, что сам виноват в этом упорном зловещем молчании, пока Луиза не убедила его, что Роберт повредил лицо в результате несчастного случая. Но Поль Мишель все равно был очень подавлен, и, осмотрев мальчика, доктор Перкинс порекомендовал отправить его на месяц к морю. Луиза не могла оставить магазин, так как изготавливала осеннюю серию одежды, и поэтому он поехал в Брайтон под присмотром няни Дейзи. Вскоре после их отъезда у Роберта все же состоялся короткий разговор с Луизой. Как-то ранним вечером она сидела за бюро в гостиной и писала письма Мари и сыну, когда он вошел и, не говоря ни слова, встал рядом со стулом, на котором она сидела. Она удивленно посмотрела на Роберта и в ужасе подскочила. Он снял с лица повязки, и виду него был ужасный. Рана, безобразно стянутая швами, была еще красная и незажившая, тянулась от левой брови к красной скуле, под глазами еще не рассосались синяки. Он ухмыльнулся.

— Доктор Перкинс пришел сменить мне повязки, вот я и решил, что пора тебе посмотреть, как ты меня изуродовала. — Он схватил жену за шею и с силой притянул к себе. — Посмотри получше. Ты знаешь, что останется шрам. Но нет худа без добра. Я много раз думал о том, на что же я буду жить, когда через двенадцать с небольшим лет Пол станет совершеннолетним и выйдет из-под моей опеки. Я полагал, тогда ты меня бросишь и вернешься во Францию. Теперь я не волнуюсь. У меня всегда будет на руках доказательство того, как агрессивно ты отказала мне в моих супружеских правах, что, с точки зрения закона, само по себе является для женщины уголовным преступлением. Если ты когда-нибудь вздумаешь так поступить, я немедленно выдвину против тебя это обвинение. — И он сильно сдавил пальцами ее шею. — Закон сурово карает непокорных жен, вздумавших пренебрегать своими обязанностями, тем более если они уже запятнали себя непристойным поведением. Думаю, что ради Пола ты не станешь устраивать скандала, который мог бы испортить ему жизнь.

Она вырвалась, потирая красные следы на шее, чтобы унять боль.

— Есть ли предел твоему эгоизму?

— Называй это как хочешь. Это не более чем способ сохранить семью. — Он уже повернулся, чтобы уйти, но остановился и посмотрел на нее еще злее. — Кстати, я тут решил, что пора бы отправить Пола в школу. Он поедет в Фаунтли в Беркшир, в мою бывшую школу. Так что подготовь его. До осеннего триместра осталось три недели.