Луиза поехала в Брайтон, чтобы провести с сыном последние несколько дней его каникул. Он был загоревший, счастливый, и ему не терпелось показать ей, где он удил рыбу с пирса, как хорошо он умеет плавать и какие высокие песчаные замки он строит. Он стоически перенес новость насчет школы. Он знал, что рано или поздно по всей стране мальчиков начинают отправлять в школы. Ему не хотелось покидать маму и няню Дейзи, но он с радостью уедет из их лондонского дома, который сделался ему ненавистен из-за этого человека. Поль Мишель знает, что Роберт Престбери не его настоящий отец. Как-то в припадке гнева Роберт обозвал его ублюдком, и, когда мальчик спросил, что означает это слово, ему объяснили. Он никогда не рассказывал об этом маме, но рассказал мистеру Расселлу. С ним он мог говорить вообще о чем угодно. Тот всегда разговаривал с ним как мужчина с мужчиной, объясняя множество тайн так, что они переставали быть тайнами и становились естественными проявлениями человеческой природы. Он был готов ехать в школу, но с одной оговоркой.
— Позволь мне учиться во французской школе. В той, куда ходят в Париже Гастон и Жан Филипп. Я смог бы жить у тети Катрин и навещать тебя на каникулах.
Луиза бы с радостью согласилась, зная, что в Париже он будет счастлив в своем втором доме в Сюрене, но вынуждена была с сожалением покачать головой.
— Папа ни за что не разрешит. Он желает, что бы ты учился в Фаунтли, и ничто не может изменить его решения.
Луиза упала духом, когда в начале семестра привезла Поля Мишеля в Фаунтли, школу для детей джентльменов. Это большое хмурое здание напомнило ей ужасную детскую тюрьму в Париже, и она была уверена, что ни питание, ни дисциплина, ни здешние условия от тюремных почти не отличаются. У нее просто не укладывалось в голове, почему обеспеченные англичане считают необходимым отсылать своих сыновей из дома в столь нежном возрасте. Директор оказался человеком с угрюмым лицом, и Луиза отвела взгляд от розги, которая лежала у него наготове на столе, уверенная, что Поль Мишель заметил ее тоже.
Во дворе новички прощались со своими родителями. Она вспомнила Уорта, которого в возрасте одиннадцати лет вынудили зарабатывать себе на жизнь, а теперь перед ней стоит ее сын, которому только девять, и он тоже принужден расстаться со всем, что ему так дорого. Она поцеловала и обняла его. Сын сказал по-французски:
— Ничего не бойся, мама. — У мальчика дрожали губы.
— Обещаю. Мы снова увидимся всего через несколько недель, на Рождество.
Луиза улыбалась изо всех сил. У ворот она обернулась и помахала ему рукой, подумав, какой он худенький. Он помахал ей в ответ. Она уже не видела его из-за слез, застилавших глаза, и быстро шагнула в кеб.
Всего через несколько недель у Роберта уже достаточно хорошо зажило лицо, но остался шрам, ежедневно напоминающий Луизе о новой ловушке, в которую она попала. Он говорил с ней по мере необходимости и больше не подходил к ней с тех пор, как попытался изнасиловать. Она понятия не имела, сколько это может тянуться, но у нее было много работы. Когда Луиза устраивала приемы, гости уже не удивлялись отсутствию ее мужа. Если он все же присутствовал, то бывал неизменно радушным хозяином, и все, кроме тех, кто хорошо его знал, думали, что он просто слишком занятой человек.
Поль Мишель аккуратно присылал домой письма, написанные каллиграфическим почерком, которые, как Луиза знала, перед отправлением проверял один из школьных учителей, но она читала между строк и не удивилась, когда он, приехав на каникулы, заявил, что ненавидит школу и все, что с ней связано. Позже выяснилось, что ему удалось завести там друзей, но это была не та дружба, которая возникает из-за сходства интересов, а скорее основанная на общем несчастье. Он был исхудавший и ужасно простуженный. Роберт наказал его за плохие отметки. Мальчик неделю должен был сидеть у себя в комнате на каше и воде, и он едва-едва успел отбыть наказание до Рождества. Поль Мишель вместе с мамой отправился за рождественскими покупками.
Роберт, к их облегчению, решил провести праздники в доме своей матери, поэтому после церкви Луиза с сыном поехали к Уиллу, где им был оказан самый теплый прием. Уилл очень сдержанно поцеловал ее под веткой омелы, согласно английской традиции. Когда они обменялись любезностями, он крепко сжал ее ладонь, молча выразив этим свою огромную признательность.