Читаем Лукьяненко полностью

За станицей на дальних и близких кошах пели. Заканчивалась уборка. Стояла предсентябрьская пора. Все чаще вечер сменяет дневную жару прохладой. Под луной краса особенная, да еще от песни чудится душе, что снимется она и полетит над полем. Крепко, всласть накланялись за день спины, да без песни как прожить? Всякий раз, когда случалось ему последние дни каникул дотягивать в отчем доме, вслушивался Павел в темноту, оживающую дальними огоньками палимого жнива, и гадал. Вот с хлебной нивы плывут и льются звуки, и чует он, что там — та семья, а чуть дальше — другая, а там — третья. Наперечет всех знает. Семьи большие, поют и стар и мал. Голосистые все, один перед другим стараются, не уступают. И замрет, затомится сердце, чувствуя скорую разлуку с родным гнездом, где даже сверчок за печкой в такую минуту кажется милее всех городских прелестей…

На днях он отправится на Кавказ. Увидит места, где бывал Лермонтов. Будет наконец работать. Сбывается отцовская мечта: стал сын агрономом! Неловко немного Павлу — особо похвастать успехами в ученье не может, ни в реальном, ни позднее в сельскохозяйственном институте. Как ни старался, а дальше троек дело не шло. Все оттого, быть может, что вместе с природной застенчивостью со временем росла неуверенность. Можно предположить, что Павел относился к тем людям, которые получают посредственные оценки на экзаменах отчасти и потому, что во время ответа не могут произвести на экзаменатора должного, во многом чисто внешнего эффекта при изложении вопроса. К сожалению, ни школа, ни реальное училище, ни институт так и не смогли выявить ни одной из сторон дарования Павла Лукьяненко.

Будучи от природы несколько замкнутым и сдержанным, Павел не выделялся среди сверстников ни в училище, ни позднее в институте. Он не умел производить выгодного внешнего впечатления еще и потому, что, помимо всего прочего, его подводила некоторая медлительность. Зато впитывал он в себя что-либо заинтересовавшее его основательно. Все «за» и «против» взвешивал обстоятельно, с выводами не торопился. Кое-кто считал его даже тугодумом, но это определение не совсем справедливо: просто не склонен он был ни тогда, ни позже к поверхностным реакциям, к скоропалительным выводам. Люди такого склада открывают себя не сразу, для этого нужно время, порою весьма длительное. Впереди Павла ждала длинная дорога, по которой он шел долго, неуклонно следуя своим правилам.

ПЕРВЫЕ ШАГИ

Лукьяненко ехал работать в качестве техника опорного пункта на сортоучастке. Предстояло увидеться со знакомыми и добрыми людьми. Летом 1925 года ему довелось от института проходить практику в Ново-Александровском районе у агронома Юркина. При отчете о ходе практики профессор Богдан сделал несколько замечаний, но вообще первые шаги его напутствовал одобрительно.

Приехав на место, Павел сразу же окунулся в работу. Скоро он убеждается, что знаний, приобретенных в институте, маловато. И он с головой уходит в изучение специальной литературы по агрономии, еще раз садится за труды Тимирязева, Дарвина, интересуется работами по физиологии растений. Особое значение он придает, конечно, пшенице, главной кубанской культуре. Ответы на вопросы он находит в работах Н. И. Вавилова, И. В. Мичурина.

Однажды ему поручили встретить в полночь на вокзале студентку-практикантку из Владикавказа. Станция находилась в нескольких километрах. Выспавшись с вечера, в одиннадцатом часу он отправился пешком до железнодорожного полотна. Весенняя дорога была тепла. Звезды мерцали, словно кто-то в истоме прикрывал светящиеся зрачки от разбойничье-веселого посвиста соловьев.

Придя наконец на перрон, Павел взглянул на круглые станционные часы и понял, что явился рановато. Посидел от нечего делать на грязной лавке, наблюдая шныряющих туда-сюда подозрительных субъектов. Было пустынно и скучно, и от этого ожидание казалось еще томительнее.

Наконец подошел поезд, из которого вышли несколько заспанных пассажиров. Перрон мгновенно опустел, и около вагона он приметил девушку со светлой пышной косой. Она растерянно оглядывалась по сторонам, явно не зная, куда же идти. Павел быстро приблизился к ней и поинтересовался, не на практику ли она приехала. Через минуту они уже шли по лунной дороге — он и Поля Попова — мимо санаториев и домов отдыха по направлению к опорному пункту.

Через некоторое время Павел поехал в Краснодар. Он явился сразу же к своему наставнику Богдану, так как в последний год институтской жизни сблизился и был в дружеских отношениях с этим профессором. Он направлялся к нему со своей сердечной тайной. От смущения сразу не мог осмелиться и выложить, что надумал жениться. Но как только Василий Семенович догадался, к чему клонит его воспитанник, тотчас ожил:

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное