В иные годы уборка до покрова затягивалась — то дожди подпортят, то просто не в силах сразу всю ниву свою убрать казак. А что дожди пошкодят, так этого ждали каждое лето. Какая бы жаркая и сухая ни была погода, а ко времени уборки, вот стоит ей только начаться, в этот же день, или когда скошено все поле, и снопы увязали, и копны лежат — тут и ливни, вот они! Да тяжелые такие, что в грязь дороги грунтовые развозит, по полю не пойдешь, — и поневоле приходится переждать неделю-другую, ждать, когда распогодится. Кинется отец к снопам, а их развязать не так-то просто — успело прорасти зерно, и с трудом разрывается такой сноп. Тут уж не надеялись это зерно оставить на семена, да и на продажу не очень годится такой хлеб. На хлеб вся надежда была в семье с самого начала, с самого момента того, как семена разбрасывали из мешка, подвешенного через плечо. Подумывали: как хорошо будет в городе ситцу на обнову набрать, леса купить для постройки, селедкой запастись на зиму, а больше всего — сына снарядить на службу: коня справить — в сотню рублей не уложишься, — седло, оружие — все это год от году дорожает. Так что на хлеб только и надежды были. И немалые.
Из бесед с Богданом Павел узнает, что уже издавна екатеринодарское областное начальство все же неплохо представляло себе ценность распространения и насаждения сельскохозяйственных знаний среди основного тогдашнего населения области — казачества и иногородних.
К концу прошлого, а особенно уже в начале нынешнего века среди общественности кубанской столицы зарождаются и имеют хождение разного рода начинания. Цель их была ясна — пришла пора улучшить плодородие почв. Вместе с тем стало очевидным, что предложенные способы должны быть более или менее доступны хозяевам. На худой случай уповали на подручные средства, чтобы хотя бы таким путем начать борьбу с бесчисленными бедами и напастями.
Но одних пожеланий оказалось мало, и разного рода инструкции, указания о мерах борьбы
Из станиц продолжали приходить тревожные вести. Они пугали искушенных экономистов и статистиков своей безотрадностью.
По-прежнему казачье население, несмотря на очевидную доступность предлагаемых мер из-за своей недоверчивости и привычки жить по старине-матушке, теряло большую часть урожая хлебов и подсолнухов. А оттого все, что в корне неверно подходили кубанцы к пользованию землей как вечной дойной коровой.
Павел знакомился с газетными подшивками прошлых лет. Уже к концу прошлого века на Кубани заговорили о том, что почвы беднеют, стали замечать, что около станиц или на кошах, куда хозяева были в состоянии вывезти имевшийся в их распоряжении навоз, урожаи бывали сносными. Что касается дальних наделов, то сбор хлеба на таких нивах бывал, как правило, крайне низким. И это из-за одной только невозможности подвести к отощавшим лоскуткам земли ставшее столь необходимым органическое удобрение. В «Кубанских областных ведомостях» как единичный и небывалый случай отмечалось применение в одном из крепких хозяйств чилийской селитры. Разумеется, рядовая масса казачества и не помышляла о подобной «роскоши».
В одной из газет того времени можно было прочитать такое суждение:
«Кубанская область пока что мало нуждается в искусственных удобрениях. Ее богатая почва может принести плоды и от случайно упавших зерен. Но богатства природы не неистощимы, и наступает тот час, когда будут только вспоминаться былые дни. А между тем ни администрацией, ни обществом в этом отношении ничего не делается».
Конечно, знал Павел, как настороженно относились казаки поначалу к любого рода новшествам, которые рекомендовались Кубанской войсковой сельскохозяйственной школой. Отказывались же они в свое время наотрез протравливать семена пшеницы перед посевом, сколь ни старался их убедить Пустовойт в том, что нет лучшего средства против головни. Рассказывал им Василий Степанович, как его ученики возвращались из станиц и со слезами на глазах докладывали о бесполезных разговорах с хлеборобами.
Немало времени и терпения потратил Пустовойт, прежде чем осталась навсегда в прошлом эта картина и негодующие возгласы стариков: «И на что оно похоже? Чтоб тогда хлеб вонял керосином! Не будем травить! Нехай та головня жрет — и нам хватит!»
Шел 1926 год. С дипломом агронома-полевода в кармане направляется Павел Лукьяненко работать на Ессентукский сортоучасток. Последние дни в Ивановской, куда приехал он, чтобы помочь отцу убирать хлеб, навеяли на него грусть. Чувствовалась скорая разлука, и новая жизнь оттого пока представлялась чем-то далеким…