Луна как жерло пушки. Роман и повести

Теперь Кику внимательно слушал его, даже замедлил шаг, если и вообще не остановился.

— Но если провокаторы тоже участвуют в делах? Как различать их в этом случае?

— Тут и в самом деле непросто, — ответил Сыргие. — И все же их дела — одна видимость, ничего более По-настоящему боремся только мы.

— Одна видимость… — повторил Кику, не слишком, впрочем, вникая в смысл слов. — Кажется, пришли вовремя.

Они были уже возле пекарни, и Кику обратился к мужчине, который ходил по двору с метлой, сгребая в кучу мусор и золу:

— Ну как, Ион, все в порядке? Никаких происшествий?

— Слава богу! Плутоньер, бедняга, пьян в стельку, — ответил тот. И шепотом добавил: — Вас уже ждут.

— Отлично. Как только войдем, запирай на замок. Если что не так — подавай сигнал.

— Иначе быть не может… — И человек снова принялся за свое дело.

— А тот, из учеников, был? — торопливо спросил пекарь.

— Был, был. Пять больших караваев для пленных.

— Отлично. Заключенным отправили?

— Тоже пять. С фургоном, который возит офицерам. — Он вручил Кику ключи. — Открой и не вынимай из скважины.

Кику торопливо сбежал по ступенькам, которые вели в подвал, открыл огромный замок и кивнул Волоху, предлагая тому пройти первым.

В подвале он прежде всего бросился к окну, принявшись заслонять корытом запорошенную мучной пылью фрамугу: пускай заглядывают, если придет в голову, все равно ни черта не увидят!

Навстречу Волоху рванулась волна теплого воздуха, приятно пахнущего тестом и печеным хлебом, однако эти радостные, чисто домашние запахи только сильнее подчеркнули его тревогу и озабоченность.

5

В подвальном помещении, где размещались печи, их действительно ожидала вся группа.

Первым, кого увидел Волох, был Гаврилэ Грозан, слесарь, работавший в городе, в ремонтной мастерской. Он почти ничего не знал об этом человеке с удивительно густой бородой, разве что слышал, будто, вопреки своей необыкновенной силе, он вел себя на удивление расчетливо и осмотрительно, был крайне осторожен в делах, связанных с риском. Даже в полумраке подвала его сапоги ослепительно сверкали — лохматый увалень, как это ни странно, тщательно следил за своей внешностью.

Лицо Тудораке Хобоцела освещалось вспышками огонька сигареты, как всегда торчавшей в углу рта. У него был острый, угловатый лоб, кривой нос, перекошенный — будто вот-вот расплачется — рот. Даже волосы на голове, кое-как собранные в некое подобие прически, торчком топорщились на макушке. Но удивительная непривлекательность его лица (ему-то было на свою "красоту" наплевать!) сказывалась только во "внеурочное время", то есть тогда, когда он не был на работе. Как кельнер ресторана, к тому же первоклассного, Тудораке отличался безусловным "шиком" и "представительностью". Как это у него получалось, оставалось для всех загадкой… В кругу друзей Тудораке держался просто, весело, был удивительно симпатичным человеком. Профессиональная сноровка, а еще более умение разбираться в людях привели к тому, что он заслужил доверие у самой избранной (и богатой) клиентуры, которая неизменно одаривала его крупными чаевыми и хвалила за обходительность.

— Подумать только, — как всегда, стал подтрунивать над парнем Кику, — каким красавчиком ты сегодня выглядишь! Начнут влюбляться дамочки, а если так, не нужно будет бегать взад-вперед с салфеткой! Из чучела — в красавчики, из бедняка — в богачи! — Кику стоило только завестись, потом его уже трудно было остановить. — А еще целуешься с гитлеровскими мордами, напиваешься с ними, — значит, один шаг до блестящей карьеры! Станешь фельдфебелем или депутатом… Не верится? Но если каждый богач знает тебя в лицо, если Хобоцел — самая популярная фигура в городе?

— Ага, начала одолевать зависть… Помоги тебе бог — надень и на себя маску, какую приходится носить мне!

— При чем тут маска? Таким тебя мать родила, таким и на тот свет уйдешь.

Говоря о маске, Тудораке имел в виду не столько свою внешность, ставшую притчей во языцех, сколько печальную истину: из-за этой самой физиономии его никогда не привлекали к серьезным, ответственным операциям. Разве можно брать на опасное дело человека, физиономия которого известна всему городу?

— Почему не проходите, дорогой товарищ, не говорите, чем угощать? — обратился Тудораке к Волоху. — Немножко, правда, не ко времени, и все же…

— В какой столовой ты работаешь, не в обиду будь сказано? От табачной фабрики не очень далеко? — спросил кто-то из глубины подвала.

— Бросай, Хобоцел, салонные штучки! — вмешался Кику, усаживаясь на виду у всех. Под сиденье он приспособил кучу дырявых мешков и старых спецовок. — Собрались мы совсем по другому делу, так что долой буржуазные замашки!

— Все ясно, уважаемый, — подхватил Хобоцел, — только какие ж это буржуазные замашки — подавать людям еду? Не обладая твоими организаторскими способностями, ни на что другое не могу претендовать. Только одно: чего изволите? — Он широко раскрыл руки и, под смех товарищей, стал наступать на Илие.