Луна как жерло пушки. Роман и повести

— Что касается меня, то я доверяю Волоху, — кельнер легонько поклонился в сторону ответственного, и каждому в подвале стали видны ослепительно белые манжеты на его рубахе. — Главное в том, чтоб ты сам верил в себя. Иначе все развалится. Это во-первых… А во-вторых: когда положите зубы на полку или будете замерзать, не зная, где переночевать, не стесняйтесь — ресторан в вашем распоряжении. Мое слово — железо. Конспирация? И это учтено. Там у нас имеется небольшой зал, где обслуживают только избранных, с особыми заслугами. А вы в свою очередь не забудьте при случае использовать меня в настоящем деле.

Потом заговорил Кику:

— Не обижайся, Сыргие, — все, что накипело на душе, скажу прямо в лицо. Дипломатом никогда не был, манжеток вроде Тудораке не ношу…

— Каких манжеток, артист? Они бывают у женщин!

— Мы с тобой вместе "прохлаждались", и, сам знаешь, не кто иной, как ты, бросил меня в наше общее дело. Так что ни во что плохое относительно тебя я никогда не верил и не поверю, пока не испытаю на собственной шкуре. Но и тогда никому не скажу — рассужу собственным судом… Между нами особые законы, разве не так? Учредили их еще там, в отсидке. — И, понизив голос, добавил: — Я нарочно так говорю, чтоб допекло, чтоб знал, как обижаться без причины…

Он задержал взгляд на лице Волоха, кашлянул и заговорил чуть громче:

— Вот и понимай: мы полностью тебе доверяем. Потому что не из тех, кто прячет камень за пазухой, увидим какую-то заминку — не будем шушукаться по углам или бубнить, будто молитву… Те, враги, болтать не намерены — они вешают, убивают. — Он приподнялся на одно колено и слегка откинул голову, чтоб лучше было видно лицо Волоха. — Фронт с каждым днем приближается, сидеть сложа руки больше нельзя. Пора переходить к делу. И это твоя задача — сделать так, чтобы мы поскорее начали действовать. Насколько мне известно, Бабочка вынашивает какой-то план. Она в контакте с одним немцем, из таких же, как мы. Да, да, это настоящий немец, с истинным революционным духом… Кроме того, велись разговоры насчет резервуаров с горючим. Пора с ними кончать. С телеграфными линиями — тоже. Одно, другое — вот и наберется…

— А вы что ж молчите? — обратился Волох к двум мужчинам, которые сидели в самой глубине подвала и почти не были видны из-за ларя с мукой. Он встал, подошел к ним. — Если не ошибаюсь, вы с табачной фабрики?

— Вот видите — я то же самое говорю. Нас за версту можно распознать, до того несет табаком. Попробуй тут держать конспирацию, — ответил один из мужчин. — Правильно, оттуда мы, с табачной.

— А вы, наверно, обувщик? — Сыргие указал на второго. — С обувной фабрики?

— И спрашивать нечего: тоже насквозь пропах кожами. — Мужчина подошел ближе к свету. — Зато есть и своя выгода: не только женщины шарахаются в сторону, но и жандармы. Обыскать — так и вообще ни у одного не хватает смелости. Ха-ха! — он от души рассмеялся. — Вы, кажется, приняли какое-то решение? Я, грешен, задремал: тут так тепло, пахнет свежим хлебом…

— Мда-а. Чем нам хвалиться, товарищ? — подавленным голосом сказал рабочий. — Набиваем сигареты, упаковываем в пачки табак… и посылаем гадам на фронт! Все удовольствия фрицу — и сигареты, и трубку раскурить после кофе.

— Неужели прямо на фронт? — удивленно протянул кто-то.

— Прямиком. Вот и скажите, разве так годится? Разве хорошо обслуживать врага? Еще называемся — рабочий класс.

— Достать бы какой-нибудь невиданный порошок, от которого разрывало бы на части, и подмешивать в табак, — задумчиво проговорил обувщик и первый же рассмеялся своей нереальной выдумке.

— А почему бы и нет? — вскочил на ноги кельнер. — Разок-другой затянулся, а его… пиф-паф! — нету! И так до последнего немца! Разве тебе не улыбается такая мысль, господин булочник?

Кику даже не шевельнулся.

— Если б еще этот хитрый порошок снабдить твоими мозгами, — лениво проговорил он.

— У нас, между прочим, тоже… всякие дела. Разве мы, как говорится, не сапожники? Наша работа — упряжь, всякая сбруя, солдатские ботинки. Все это тоже идет на фронт!

— Значит, нужно изготовлять скверно, с изъянами!

— А мы и так скверно делаем! Это у нас в крови. Говорю же, сапожники, — рассмеялся обувщик.

— Нужно делать еще хуже. Чтоб совсем нельзя было пользоваться! Надел — и тут же выбросил.

Обувщик, как видно не лишенный чувства юмора, беспомощно развел руками:

— Боюсь, что хуже не бывает… ей-богу!

— Вот, вот. В первый же дождь — прощай подметки!

— Примерно так и выходит: после небольшого перехода выбрасывают на помойку. Стараемся, — проговорил рабочий, приглаживая тронутые сединой усы. — Только чтоб в конце концов всех нас не перестреляли… И все равно нужно, чтоб каждый понимал: вредить врагу — твое первое дело.

— Простите за то, что перебил, но как вас зовут? — обратился к рабочему Волох. — Известно, что вы коммунист, работаете на обувной фабрике, а имя?