Луна как жерло пушки. Роман и повести

— Вон какой вы заядлый курильщик! И табак, должно быть, отменный? Самый ароматный? — И добавил приглушенным голосом: — Следующую неделю, по нечетным дням. Подходит? Улица имени… время… — и нагнулся, договаривая на ухо, еле слышным шепотом. Потом резко выпрямился и снова повернулся к Доминте: — Так о чем вы все-таки думаете, товарищ Доминте? Возможно, план показался нереальным? Очень может быть, ведь я совсем не знаю условий производства, сапожником, к сожалению, никогда не был.

— С сегодняшнего дня считай себя сапожником! — с подъемом воскликнул рабочий. — Не так уж плохо быть мастеровым человеком, ей-богу! Так что можешь считать себя сапожником!

Они посмотрели друг другу в глаза и одновременно рассмеялись.

— Только, конечно, в хорошем смысле!

— Вот именно! Тут одно из двух: или ты сапожник, или — халтурщик! — заключил Волох, пожимая собеседнику руку.

Затем он пожал руку и рабочему табачной фабрики… Теперь они стояли рядом, двое рабочих и руководитель подпольной группы, Сыргие Волох. Сыргие был немного тоньше, стройнее товарищей, с открытой головой и непокорными светло-каштановыми волосами, довольно, впрочем, редкими. Несмотря на какие-то тридцать лет, залысины — первые признаки преждевременной старости… Лысина, старость — господи, какие это замшелые, изжившие себя понятия! А костюм? Предельно скромный, не бьющий в глаза, к тому ж и не такой новый. Землистый оттенок лица, иногда — чисто выбритого, чаще же — заросшего щетиной. Даже этот худосочный галстук, небрежно повязанный на шее, — единственно с целью конспирации… И все же никакой он не старик! Высокий, выпуклый лоб, глубокие, с затаенным внутренним светом глаза, с такой же, глубоко затаенной, спрятанной от чужого взгляда тоской — он был очень красив, внутренней, истинной красотой, отличающей только серьезного, цельного, способного на самоотверженные поступки человека.

На прощанье Сыргие напомнил о том, с каким строгим отбором следует привлекать в группу новых людей, в особенности учитывая тот факт, что движение вскоре примет новый, более действенный характер. Особые сложности были связаны с тем, что в городе стояла крупная воинская часть противника.

— Однако сила все равно на нашей стороне. Фабрики, мастерские, — Сыргие понизил голос, — железная дорога с огромными пакгаузами и товарной станцией… Не следует об этом забывать, товарищи!

6

Расходились, как всегда, по одному.

Ион Агаке по-прежнему подметал во дворе пекарни, поднимая такую пыль у дверей подвала, что в клубах ее один человек не смог бы различить другого. И продолжал яростно мести, пока последние подпольщики не скрылись за поворотом. Две смутные тени на какое-то время сблизились.

— Поскольку ты и сейчас упомянул имя этой рыжеволосой феи, я хочу наконец знать, что она из себя представляет, — спокойно и вместе с тем веско проговорил Волох. — К тому же именно от тебя…

— Одно могу сказать, — быстро отозвался пекарь, — она далеко не из тех бабочек, которые, по-твоему, беззаботно порхают по жизни… Это я так прозвал ее, хотя слово еще ничего не значит…

— Понятно, — недовольно пробормотал Волох. — И все же… как ее зовут по-настоящему?

— Лилиана. Только она не признает это имя.

— Не признает… Но на какое откликнется, если придется призвать к ответственности?

— Ты слишком много значения придаешь этому случаю… Подумай лучше о том, как использовать девчонку. Вот, например, немец, с которым она познакомилась. Я еще там, в подвале, хотел рассказать о нем, только ты не дал. Так сердито посмотрел, что стало ясно — нельзя… А между тем немец — из наших, — возбужденно говорил Кику, — настоящий, идейный…

— Пока что меня интересует личность и поступки "лицеистки"… Следует срочно разобраться в том, что происходит. В конце концов, ты связан не только с нею и отвечаешь за людей головой…

— Бабочка — свой, настоящий человек! — беспокойно проговорил пекарь. — Что же касается поступков, то мне известно, будто она готовит крепкую оплеуху…

— В таком случае напоминаю, — перебил Волох, — поскольку только сейчас вы облекли меня доверием, то никаких контактов с врагом без ведома и одобрения руководства! Ясно?

— О каком руководстве ты говоришь, Сыргие, если в Кишиневе осталась всего лишь горстка людей? Каких-то шестнадцать человек. Да и то связь с ними оборвана после провала Дейча, Триколича и Вука!

— Руководство на месте, и во главе его по-прежнему стоит товарищ Тома Улму! — Волох замолчал, сразу же пожалев о том, что погорячился. — А связь? Ты, я, Тудораке — разве это не связь? Ну ладно, лучше скажи вот что… — он поспешил переменить тему разговора. — Я давно хочу спросить… — И взволнованно, сердечным тоном добавил: — Что слышно о Дейче, Триколиче и Вуке? Контактов нет, но все-таки нужно добыть хоть какие-то сведения… Кажется, оставили в живых.

— Несколько раз удавалось передать хлеб, остальное — не получается, — Кику удрученно опустил голову. — Нашей вины, конечно, нет, в самом деле нельзя проникнуть… Недавно провели еще один ряд колючей проволоки, удвоили часовых, пулеметы наготове. Попробуем, только не знаю…