Луна как жерло пушки. Роман и повести

— Просил я как-то замдиректора… давно уже, — ответил Сидор неохотно. — Не очень он мне доверяет, и я его хорошо понимаю. В типографии нужны люди проверенные. Так было и тогда, когда я там, — он указал пальцем вниз, — работал. Каймакан — человек дела. Он не может ручаться за такого растяпу, как я. А другого он обо мне ничего не знает, да и неоткуда.

— Уж не говорил бы! Слушать тошно! — проскрипел мастер, вскочил и, волоча за собой пружинное сиденье, подошел к Мазуре. — И я тебя, человече, тоже знаю лишь с тех пор, как мы работаем рядом в этой школе. О твоем прошлом знаю понаслышке. Но в этой школе только тебе я и верю, тебе одному и говорю все откровенно. Мохов, наверно, порядочный человек, да что толку — все время болеет…

— А София Василиу! А Пержу?

— Они ничего не решают, — отрезал мастер. — Каймакан всем заворачивает. — Он помолчал. — Каймакан… Довелось мне иметь с ним дело… давно, когда он еще студентом-практикантом был. Он уже тогда зубы показал…

Он задохнулся, словно возмущение сдавило ему горло.

— Человек дела, говоришь? Да, он и тогда был человек дела. Действительно, меня он со знанием дела растоптал. Я тогда первый раз в жизни затеял что-то настоящее. До того мастерил кое-что для инженеров — разные там приспособления, всякие мелкие штучки. А тут стала меня точить одна мысль. Мало-помалу набросал я чертежик, написал и объяснение к нему в тетрадке и передал это все главному инженеру завода. Дошла до него моя писанина или нет — не знаю. Стал я ждать ответа.

Мастер помолчал, поднял с полу несколько соломинок, сунул в охапку, лежавшую на лавке.

— Конечно, они меня и на порог не пустили, никто со мной даже говорить не захотел. Потом уж конторские мне рассказали, что от моего чертежа только клочья в корзину полетели. А тетрадка была мне возвращена с ответом: „Безграмотный бред“. И подпись Каймакана. Да, он был человек дела. А тогда ведь он еще не занимал такой должности, как сейчас, — студентишка-практикант, только и всего.

— Охо-хо! Боюсь, мастер, что ты прешь напролом, сплеча рубишь, — остановил его Сидор, не то шутя, не то серьезно. Бережно сложил газету и засунул ее в карман. Поднялся и деликатно усадил на свое место Топораша.

Потом заходил взад-вперед по каморке, видно издавна привыкший к одиноким прогулкам в четырех стенах.

— Вот почему ребята накрыли тебя за какой-то секретной работой!

— Поэтому, — с вызовом ответил мастер.

— Что ж ты, мастеришь-мастеришь, что-то изобрел, а потом своими руками ломаешь?

— Лишь бы не попа по в руки Каймакана!

— А в руки учеников? — спросил Сидор в недоумении. — Почему ж ты мальчикам не даешь даже одним глазом глянуть?

— Это глаза Каймакана. Я его насквозь вижу.

Мазуре оперся на сиденье.

— Не знаю, как насчет его глаз, но, если хочешь знать мое мнение, я тебе скажу: не думаю, чтобы ты был прав. Каймакан еще молодой инженер и член партии тоже молодой. Работает он с увлечением. Это человек нового поколения. Он и школу хочет поставить по-новому, и ему нужны настоящие помощники.

Мазуре машинально вытащил из кармана газету, посмотрел на нее и стал снова засовывать, не попадая, в карман.

— А я, чем я могу ему помочь? Вот почему он хочет от меня отделаться. Если б я мог принести ему хоть какую-нибудь пользу? Хотя бы советом… Но он меня видеть не может… Э-э, если б мне твои золотые руки! Не стал бы я копаться в грехах его молодости.

— А что, если он в молодости был правой рукой этих… как их… эксплуататоров, как у вас называется? — с жаром сказал мастер. — А тут такой, как я, не инженер, простой слесарь, посмел своим умом, своими руками что-то сотворить, может даже — изобрести… Ночи напролет, добрый кусок жизни… Не был я коммунистом, но мое приспособление тоже, может быть, облегчило бы людям жизнь. Но тут вмешался Каймакан. Человек дела, по-твоему? Только дело-то было… хозяйское!

— Значит, он тетрадку вернул тебе, а чертежи — нет? — попробовал догадаться Сидор.

— В клочки он их изорвал, — покачал головой Топораш.

— Значит, он даже не украл твое изобретение?

— Он просто уничтожил его! Вот что он сделал! Не осталось и следа.

— А что ты тогда изобрел, если это до сих пор не секрет? — живо спросил Сидор. — Меня тебе нечего опасаться, я тебе уж, конечно, не конкурент…

Мастер все же замялся и не сразу ответил:

— Ты все равно в этом не разберешься. Коротко говоря, такой механизм, который бы человек двадцать каменотесов заменил…

— Как ты думаешь, зачем Каймакан это сделал? — спросил после паузы Мазуре. — Зачем?

— Невыгодно это было.

— Кому? Хозяину завода?

— Каймакан у него подручным был! крикнул Топораш, вставая. Опять схватил сиденье, водворил его на место, в угол. — Каймакан и сейчас ищет лакомый кусочек. Он и перед коммунистами хочет выслужиться, какого-нибудь изобретения ему хотелось бы. Вот что он от меня получит, вот! — и он показал кукиш.

Когда он уже стоял на пороге, Сидор остановил его с мягкой улыбкой.

— А про учеников ты и позабыл, дорогой мастер! — добродушно упрекнул он его. — И потом — кому нужны были тогда эти белые камни? Скажи по совести. Могильные плиты тесать? Памятники ставить?