Луна над горой

Допустим, семью Су У, в отличии от семьи Ли Лина, не казнили. Но нельзя сказать, чтобы ханьская власть была милостива к его роду. Обоих его братьев принудили покончить с собой: старший провинился в том, что сломал оглоблю у императорской колесницы, младшему не удалось поймать беглого преступника. Зная все это и видя теперь своими глазами, как изгнанник оплакивает умершего императора, Ли Лин вдруг понял: непреклонность Су У порождалась не долгом и не верностью – не идеями, навязанными извне, – но лишь чистой, безграничной и неугасимой любовью к стране Хань, пылавшей в его сердце.

Осознав наконец это непреодолимое различие между собой и другом, Ли Лин против воли погрузился в пучину мрачных раздумий о собственной натуре.

Когда Ли Лин вернулся на юг после поездки к Су У, в ставку шаньюя как раз прибыли ханьские послы. Помимо известия о кончине У-ди и воцарении нового императора, они привезли предложение заключить мир и установить дружеские отношения; впрочем, прошлый опыт говорил о том, что подобная дружба длится не более года. К удивлению Ли Лина, ханьское посольство возглавлял Жэнь Личжэн, его старый друг и земляк, родом из Лунси.

В год смерти императора У-ди, во втором месяце, на престол взошел наследный принц Лю Фулин, принявший имя Чжао-ди. Ему едва сравнялось восемь лет, потому были назначены регенты: старший военачальник Хо Гуан и военачальник левого крыла Шангуань Цзэ. Оба они были друзьями Ли Лина и, желая его вернуть, отобрали для визита к хунну его прежних товарищей.

Наконец официальные обязанности посланников были выполнены, и последовал шумный пир. Обычно в таких случаях распоряжался Вэй Люй, но в тот раз роль эта выпала Ли Лину – ведь прибывшие были его хорошими знакомцами. Жэнь Личжэн то и дело на него посматривал, но, конечно, не мог завести разговор о возвращении перед местной знатью – и потому, сидя через стол, лишь многозначительно поглаживал кольцо на рукояти меча, намекая, что «кольцо» на их родном языке звучит так же, как «возвращаться». Ли Лин все видел и намек понимал, но не знал, что ответить.

В конце концов празднество закончилось, гости постепенно разошлись, и только Ли Лин и Вэй Люй остались с ханьскими послами, продолжая угощать их вином и мясом и развлекая игрой в кости. Жэнь Личжэн, наконец улучив момент, произнес:

– Сейчас в нашем государстве даровано прощение преступникам, и все радуются высочайшей милости и общему благоденствию. Новый император пока еще дитя, и делами управляют Хо Гуан и Шангуань Цзэ, хорошо тебе известные.

Посланник считал – и вполне справедливо, – что Вэй Люй уже стал подлинным хунну, и потому говорил в его присутствии обиняками, но надеялся упоминанием старых приятелей привлечь внимание Ли Лина. Тот, однако, молчал, а затем, со значением глядя в глаза Жэнь Личжэну, погладил себя по волосам – причесанным на варварский манер, а совсем не по моде Срединного государства.

Позже Вэй Люй вышел, чтобы переменить одежду, и гость заговорил более откровенно.

– Ли Шаоцин! – произнес он, называя Ли Лина почетным именем, как прежде при дворе. – На твою долю, должно быть, выпало много невзгод. Хо Гуан и Шангуань Цзэ шлют тебе наилучшие пожелания. – Тут Ли Лин спросил, как дела у обоих, но довольно безразлично, и Жэнь Личжэн продолжал: – Ли Шаоцин, прошу, возвращайся домой! Неужто тебя беспокоит, что там ты не сможешь снискать богатства и знатности? Не стоит об этом тревожиться, возвращайся!

Ли Лин, недавно видевшийся с Су У, был тронут искренним призывом друга. Но не требовалось долго думать, чтобы понять: на земли Хань ему пути больше нет.

– Вернуться-то легко. Но разве тогда меня не ждет новое бесчестье?

Тут в юрту вновь вошел Вэй Люй, и оба умолкли.

Когда все расходились, Жэнь Личжэн, будто невзначай, приблизился к Ли Лину и опять вполголоса спросил, точно ли тот не хочет вернуться на родину.

– Мужчина не может терпеть позор дважды! – покачал головой Ли Лин. Слова прозвучали совсем тихо и печально – и не потому, что их мог услышать Вэй Люй.

Еще через пять лет, в шестой год правления императора Чжао-ди, летом, Су У, которому, казалось, суждено было умереть в безвестности далеко на севере, вернулся на родину.

Знаменитая история о том, как Сын Неба, охотясь в садах Шанлинь, подстрелил гуся, к лапе которого было привязано написанное на шелке письмо Су У, – это, конечно, выдумка, чтобы заставить шаньюя раскрыть правду про пленного посла. Человек по имени Чан Хуэй, девятнадцать лет назад прибывший вместе с ним к хунну, встретился с очередным ханьским посольством и поведал, что Су У не погиб; он же и посоветовал воспользоваться этой хитростью. Шаньюй немедленно отправил гонцов на берега Байкала, и Су У привезли в ставку.