Включив компьютер, я первым делом увидел письмо от Лесли с темой
Потом я таким же образом проверил всех погибших джазменов из списка доктора, обратив внимание, что там нет ни одной женщины. По телику любят показывать заумные расследования, где сопоставляется множество данных из разных источников. Выглядит очень реалистично, вот только никогда не показывают, как чертовски долго собираются эти данные. Ближе к полуночи я добрался наконец до последней строчки списка, но по-прежнему не понимал, в чем же тут дело.
Достав из холодильника банку «Ред Страйп», я открыл ее и сделал хороший глоток.
Итак, фактический факт номер раз: за последние пять лет два-три джазмена в год умирают в течение суток после своих концертов в черте Большого Лондона. Судмедэксперты каждый раз констатируют смерть в результате передозировки запрещенных веществ либо по «естественным причинам»: в основном сердечные приступы, ну и несколько аневризм аорты для разнообразия.
Доктор прислал еще один список: все, кто называл себя музыкантами и при этом умер в указанный период. Фактический факт номер два: прочие музыканты, конечно, с удручающей частотой умирали «естественной смертью» – но не гибли от раза к разу непосредственно после концерта. В отличие от джазменов.
И фактический факт номер три: Сайрес Уилкинсон нигде не значился как музыкант; он был финансистом. Но ведь никто не пишет в графе «профессия», что он артист или фрилансер, иначе рейтинг кредитоспособности будет ниже, чем у Исландского банка. Что и приводит нас к фактическому факту номер четыре: мой нынешний статистический анализ был чуть менее чем полностью бесполезен.
И все же по три джазмена в год… таких совпадений не бывает.
Но для Найтингейла, конечно, это слишком хлипкий довод. И потом, он ждет, что с завтрашнего утра я начну оттачивать свое
В особняк я вернулся через кухонную дверь. Убывающая луна ярко освещала атриум через окно в крыше, и я погасил свет перед тем, как подняться в свою комнату. На противоположной стороне кругового балкона я заметил светлую фигуру, она беззвучно скользила среди размытых теней, протянувшихся со стороны библиотеки. Это, конечно, была Молли, занятая чем-то, чем обычно занимается по ночам. Достигнув наконец своих владений, я почувствовал запах плесневелого коврика. Он означал, что Тоби в очередной раз улегся спать у меня под дверью. Песик лежал на спине, его тонкие ребра под жестким мехом мерно вздымались и опадали. Фыркнув, он дернулся, задние лапы лягнули воздух – это соответствовало, по крайней мере, пятистам миллитявкам остаточной магии. Я тихонько, чтобы не разбудить его, вошел в спальню и аккуратно прикрыл дверь.
Забравшись в кровать, написал Лесли: «И ЧЕ ТЕПЕРЬ ДЕЛАТЬ?». Потом погасил ночник.
Наутро я прочитал ответ: «БАЛДА, ПОГОВОРИ С ГРУППОЙ!»
3. Полный стакан печали[16]
Найти группу Сайреса оказалось довольно просто: в клубе «Соль жизни» мне дали контакты музыкантов, и вскоре мы договорились встретиться все вместе в пабе «Френч-хаус» на Дин-стрит. Встречу назначили вечером – днем все они работали. Меня это вполне устраивало, ибо латынь еще предстояло зубрить и зубрить. Я направился в Сохо сразу после шести. Когда пришел, они уже ждали меня, подпирая стену, увешанную портретами людей, чья слава гремела как раз тогда, когда мой папа уже ушел со сцены.
В афише «Соли жизни» мои музыканты значились как «Квартет Получше», но мне они показались совсем непохожими на джаз-бэнд. Басисты – это почти всегда солидные дядечки, но Макс (настоящее имя Дерек) Харвуд оказался невзрачным белым парнем лет тридцати с небольшим. Под пиджаком у него был простецкий джемпер в ромбик марки «Маркс и Спенсер».
– Когда я пришел, в группе уже был один Дерек, – пояснил Макс, – вот я и стал Максом, чтобы не было путаницы.