Луна над Сохо

Но Мелинда Эббот о присутствии Симоны Фитцуильям забывать не желала, и я ее понимал. Попытался вообразить, что было бы, если бы папа привел домой какую-нибудь женщину послушать его игру. Гарантирую, все кончилось бы плохо. Причем слезы были бы первым этапом.

Но Мелинда явно придерживалась иных правил хорошего тона, нежели моя мама. И поэтому она по крайней мере дождалась, пока посторонние уйдут, и только потом, фигурально выражаясь, закатала рукава и взялась за скалку.

– После этого мы перебрались в гараж, который Макс выбил для нас у Лондонской транспортной службы, – сказал Джеймс. – Там все время дуло, но зато обстановка была не такая напряженная.

– Только холод был собачий, – вставил Дениэл.

– А потом мы почему-то опять стали собираться у Сая дома, – продолжал Джеймс, – только кофе теперь не Мелинда носила, а очаровательная Симона.

– И давно? – уточнил я.

– Где-то в апреле-мае, – сказал Макс. – Весной, короче.

– И как Мелинда к этому отнеслась?

– А мы не знаем, – ответил Джеймс, – мы ее с тех пор особо и не видели, даже если она была дома.

– Я встречался с ней пару раз, – сказал Дениэл.

Все изумленно уставились на него.

– Ты не рассказывал, – сказал Джеймс.

– Она звонила мне, была очень расстроена, ей хотелось поговорить.

– Что именно она говорила? – спросил Макс.

– Не могу, ребят, – покачал головой Дениэл, – это очень личное.

Мы не стали настаивать. Мне удалось незаметно для музыкантов перевести разговор обратно к «мистическим» хобби Мелинды Эббот. «Френч-хаус» был уже забит под завязку и, хотя музыку для фона здесь не включали, теперь приходилось кричать, чтобы тебя услышали. И я предложил перебраться куда-нибудь поесть.

– Ого, Скотленд-Ярд нас сегодня кормит? – улыбнулся Джеймс.

– Думаю, небольшие представительские расходы я могу себе позволить, – ответил я. – Но в разумных пределах.

Джазмены согласно закивали. Еще бы, для любого музыканта слово «бесплатно» – волшебное.

Мы выбрали «Вонг Кей», что на Вордор-стрит. Кухня здесь сносная, правда персонал хамит, но зато столик можно найти даже в субботу в полдвенадцатого вечера – если, конечно, вы не против, что он общий. Я молча показал парню у входной двери четыре пальца, и он махнул рукой – мол, поднимайтесь на второй этаж. Там угрюмая девица в красной футболке указала нам на один из больших круглых столов.

Двое бледных американских студентов явно струхнули, когда мы расположились рядом. Кроме них, за столом никого не было.

– Добрый вечер, – улыбнулся Дениэл, – не волнуйтесь, мы абсолютно безобидные.

На обоих американцах были опрятные красные футболки с надписью «Пионеры МНУ[18]», вышитой на груди. Они нервно кивнули в ответ.

– Привет, – сказал один, – мы из Канзаса.

Мы вежливо помолчали, ожидая продолжения, но ни один, ни второй так больше ничего и не сказали. В течение следующих десяти минут они доели, расплатились и устремились к выходу.

– Что такое МНУ? – спросил Макс.

– А кто его знает, – отозвался Джеймс.

Подошла официантка, шваркнула перед нами тарелки с едой. Я выбрал рваную утку с жареной рисовой лапшой, Дениэл и Макс взяли на двоих рис с яйцом, курицу с орехами кешью и свинину в кисло-сладком соусе. Джеймс заказал лапшу с говядиной. Все трое вдобавок решили выпить еще по пиву Циньтао, а я ограничился бесплатным зеленым чаем, который подавался в простом белом фаянсовом чайнике. Я спросил ребят, часто ли они выступали в «Соли жизни», и они почему-то рассмеялись.

– Всего-то пару раз, – ответил Макс, – и то по понедельникам, в обеденное время.

– И как, собрали толпу?

– Ну, вообще мы к этому стремимся, – сказал Джеймс. – Мы играли уже в «Бычьей голове», в фойе Национального театра, и в «Мерлиновой Пещере» в Чалфонт-Сент-Джайлз.

– В прошлую пятницу даже денег заработали, первый раз за все время, – добавил Макс.

– Что же дальше было в планах? – спросил я. – Контракт на запись альбома?

– А дальше Сайрес бросил бы группу, – сказал Дениэл.

Пару секунд все молча смотрели на него.

– Да ладно вам, парни, вы же понимаете, к этому и шло, – усмехнулся он. – Еще пара концертов, и его кто-нибудь бы заприметил. И тогда все: «с вами было прикольно, ребята, счастливо, не теряйтесь».

– Он что, настолько хорошо играл? – спросил я.

Джеймс мрачно глядел на лапшу у себя в тарелке. Потом несколько раз с бессильной злостью ткнул ее палочками.

– Настолько, – криво усмехнулся он, – и с каждым разом все лучше и лучше.

Джеймс поднял руку с бутылкой пива.

– За Сайреса и его саксофон, – сказал он, – ибо талант бессмертен.

Мы чокнулись.

– Ну, что, – сказал Джеймс, – если все уже наелись, не пойти ли нам куда-нибудь послушать джаз?