Луна убывает

Подземное чрево Эдинбурга вновь приняло их в сумрачные и стылые объятия. Чтобы Джеку с его человеческим зрением было легче ориентироваться в полумраке, Лаура сняла со стены фонарь и зажгла его – она предусмотрительно захватила с каминной полки коробок спичек. Освещая себе путь, троица двинулась вперед по катакомбам. От недостатка кислорода фонарь чадил и тускло мерцал, отбрасывая желтые пятна на каменные стены. На протяжении всего пути Эдгар не выпускал руку Лауры, словно опасался, что его любимая вновь исчезнет, затеряется в необъятных лабиринтах.

– Тише, не разбудите людей, – мимоходом предупредила Лаура, понизив голос, – даже если вампиры спят, нам не нужен лишний шум.

– Здесь в подземелье есть люди? – поразился Джек.

– Да, они содержатся в ужасных условиях, хуже, чем скот, – ответила Лаура с грустью и опустила голову, не в силах выдержать взгляд Джека. – Когда все закончится, мы должны внушить им ложные воспоминания и освободить.

Эдгар посмотрел на Лауру с долей сомнения, но не стал возражать. Она слишком хорошо знала Эдгара и угадала его соображения на сей счет – опасных свидетелей следует устранять. Так он всегда поступал, но сейчас Лаура надеялась переломить его вековые принципы.

В безмолвии они миновали анфиладу комнат, где за решетками спали или пребывали в трансе пленники, обессиленные недоеданием и препаратами. Их было не так уж много – Эдгар насчитал чертову дюжину. Коридор уводил все глубже во тьму, которой не виделось конца и края. Стены неумолимо сужались, а потолок нависал все ниже, так что высокие мужчины едва не касались его головой.

– Это здесь, – наконец сказала Лаура, прервав тягостное молчание.

Они приблизились к усыпальнице вампиров и ступили в самое средоточие мрака. У всех возникло ощущение, что тьма в этом месте сгущается, отравляет окружающее пространство, проникает под кожу. Из отсека тянуло гнилостно-сладковатым запахом тления. Внутри было тихо, как в могиле, воздух стоял плотный и спертый, хоть ножом режь. Отсвет пламени фонаря отчаянно заметался по низким сводам, словно в поисках выхода, но не рассеял тьму.

В закрытом виде все три гроба, что стояли на невысоких каменных постаментах, смотрелись почти одинаково. Джек наугад подошел к ближайшему и открыл его. В гробу, обитом сливочным атласом с окантовкой тонких кружев, покоилась Шарлотта, застывшая в нетленной красоте сна, точно Белоснежка. Ее каштановые локоны кольцами спускались на плечи, пушистые ресницы ложились на щеки бархатной тенью. Скрещенные на груди руки казались вылепленными из воска.

– Красивая, – заметил Джек.

– Это не тот гроб, – сказала Лаура, – и Шарлотту мы трогать не будем: она неоднократно помогала мне.

Эдгару нравилась новая Лаура, стойкая и решительная, и он предпочел отложить споры с ней на потом. Вместо этого он шагнул к гробу, стоявшему посередине, и осторожно поднял крышку. Вопреки ожиданиям, внутри оказался не Дугальд, а Жан-Рауль.

– Начнем с него, раз так вышло, – произнес Эдгар. – Подай мне шприц, Джек, будь любезен. А ты, милая, если не желаешь смотреть, отвернись.

– Нет, почему же, – возразила Лаура елейным голосом. – Я хочу наблюдать! Недели в их обществе сделали меня кровожаднее.

Джек достал из поясной сумки шприц, заблаговременно наполненный раствором, но не успел он передать его Эдгару, как Жан-Рауль распахнул глаза. Он безошибочно определил уязвимое звено и уцепился взглядом за Джека в надежде остановить его руку. Даже только очнувшись от рассветного сна, Жан-Рауль обладал недюжинной силой. Обычный человек от такого ментального натиска ощутил бы головную боль и пульсацию в висках, но Джек не сдался. Он быстро наклонился и недрогнувшей рукой всадил толстую иглу в область сердца вампира.

– Удобно быть нечувствительным к гипнозу, – заметил Джек.

Стоя за спиной Эдгара, Лаура с детским любопытством наблюдала, как на коже Жан-Рауля проступают и темнеют вены по мере того, как разливается по ним серебро. Его рот искривился в беззвучном крике – препарат быстро парализовал голосовые связки.

– Пришло и твое время стать объектом эксперимента, – безжалостно сказала Жан-Раулю Лаура, не скрывая удовлетворения.

– Давай я сам проткну его колом, – сказал Эдгар с ноткой сожаления, – хоть это и неприятно – убивать таким образом существо одной природы со мной. Поневоле примеряешь подобную участь на себя.

Эдгар взял у Джека заостренный осиновый кол, наметил место и точным ударом вонзил его в сердце Жан-Рауля. Несколько томительных минут не происходило ничего, только густая кровь фонтаном забилась из раны. А затем плоть Жан-Рауля стала сохнуть и медленно рассыпаться хрупкими клочками пепла, как от сожженной бумаги.

– Меньше хлопот, не придется отрезать ему голову. – Эдгар брезгливо поморщился. – А теперь переходим к главному, прелесть моя!