Луна в Водолее

— Вот, вот, Мария — именно поэтому! Ведь, очень возможно, что главную роль в душевном ожесточении Льва Ивановича сыграла не столько твоя стервозность, сколько моя гордыня. Которая, если хочешь, способствовала развитию твоих далеко не лучших качеств… психиатр, блин! С таким рвением воцерковлять бывшую атеистку — это каким же следовало быть слепцом?! Нет! Лукавый, который не позволил мне в своё время разглядеть и оценить отца Паисия, уже тогда замыслил свою атаку! Которая чуть было не закончилась моим полным поражением… и, возможно, когда-нибудь так и закончится… если он нападёт ещё раз… нет! Не закончится! И более! Ни на меня, ни на тебя, Мария, Враг уже не посмеет напасть! Видишь ли… только — не пугайся того, что сейчас услышишь! Не подумай, что отец Никодим вдруг сошёл с ума! Понимаешь… сейчас мы с тобой совершили истинную Евхаристию!

— Как, отец Никодим?! Не в храме? Не освящённым вином? Такого не может быть!

— Может, Мария! Как во времена первых христиан! Сначала чистосердечная исповедь друг перед другом, а после — братская трапеза! Вечеря Господня! Ведь то, как Церковь причащает сейчас — это позднейшее! А изначально — «Где двое или трое во Имя Моё, там и Я посреди них»! Верь, Мария: эти наши с тобой бисквиты, коньяк, лимончик преосуществил Сам Христос! По нашему с тобой полному покаянию: а значит — во Имя Его!

— Но ведь, отец Никодим, то, что вы сейчас говорите — это, наверно, страшная ересь?

— Боюсь, с точки зрения современной церковной ортодоксии — да. Однако нам, бывшим безбожникам… разве ты, Мария, не чувствуешь, что с нами сейчас Христос?

10

Крайне возбуждённый и расстроенный случившейся на вернисаже гибелью картины друга, в конце непродолжительного «фуршета» Лев Иванович стал подумывать, а не улизнуть ли ему «по-английски», но, сообразив, что до Танечкиного возвращения из театра не менее двух часов, задержался и волей-неволей удостоился чести оказаться среди «избранных»: в уже знакомой ему комнате на первом этаже на организованном силами местной творческой интеллигенции банкете. Коих (творческих, то есть, сил) в сорока, примерно, метровой комнате собралось в общей сложности до пятидесяти человек — большей частью уже основательно поднабравшихся, хотя, не без исключений: замечались, преимущественно между дамами, особи практически трезвые. Однако Михаил, храпящий на задвинутом в угол диванчике, успешно сглаживал эту опасную дисгармонию. А впрочем, не такую уж и опасную: ибо через полчаса после начала застолья уверенно держалось на ногах с десяток, может быть, лиц женского пола, да трое-четверо — включая Юрия и самого Льва Ивановича — мужского.

Окаёмову, после загадочной гибели так и не увиденной им «Фантасмагории», в границах относительной трезвости удалось удержаться только благодаря мыслям о Танечка да, возможно, нелюбимому астрологом шампанскому. Вдохновлённый скорой встречей с артисткой, Лев Иванович меланхолически истязал свой вкус этим побочным продуктом великореченского — правда, конверсированного одним их первых в отрасли — завода по производству боевых отравляющих веществ, главной гордостью которого на новом для себя поприще деятельности являлась вполне приличная водка «Екатерина Великая».

Общий застольный трёп вертелся, как и следовало ожидать, вокруг вспыхнувшей и сгоревшей на глазах у зрителей «Фантасмагории» — правда, параллельно с рассуждениями о загадочной гибели самого художника: рок? двойное злодейство? вмешательство высших сил? редкое стечение обстоятельств? — и прочее, столь же «многомудрое», сколь и гадательное. Разве что версии о возможной технической стороне диверсии дополнились новой: о дистанционном воспламеняющем устройстве — по аналогии с популярными в наши дни дистанционными взрывателями.

Узнавший от Павла Малькова о существовании в Великореченске молодёжной черносотенной организации «Воины Архангела Михаила» — надо же! можно подумать, в России успешно «возрождаются» лишь самые гнусные из существовавших когда-то мерзостей! — к предположениям, высказываемым сейчас, Лев Иванович относился со значительно меньшим скептицизмом, чем сразу же после пожара: фашиствующие подонки — это вам не гипотетический сумасшедший! Это реалии новой «постперестроечной» России. Издержки, если угодно, спешного построения очередной господствующей идеологии — эдакого казённо-патриотического псевдоправославия.

Размышляя о возможной причастности к гибели друга и уничтожению его картины хотя и мелких, но чрезвычайно опасных бесов новой генерации, Окаёмов не заметил пробуждения Михаила и обратил на него внимание только услышав перекрывший множественные застольные разговоры голос художника.

— Царство Небесное Лёхиной «Фантасмагории». Теперь мы её только там… ну, значит, в раю… после смерти сможем увидеть. А кто п…т, что из того, что было здесь, там ничего не надо — врёт! Конечно: ордена, звания, машины, шмотки — там по фигу. Никто о них ни хрена не вспомнит. Как сказал один древний деятель: всё суета сует и всяческая суета. Нет, погодите…