— А ты, Валюха, оказывается первостатейная язвочка! И как я не замечал этого раньше! — С восхищением в голосе Михаил прокомментировал Валентинин выпад. — Если захочешь, можешь, значит, не только физически… можешь словами достать не слабо!
— Тебя, балаболку — только физически! Олечка, кажется, собирается измочалить веник об твой хребет? Так вот: в случай чего, я ей с удовольствием пособлю! Если, значит, станешь сопротивляться! Как, Олечка, пособить?
Эта Валентинина шутка окончательно разрядила ею же собранные тучи, в воздухе значительно поубавилось электричества, перестали проскакивать молнии между разнонаправленными умами — успокоилась даже Жанночка. Валентина — с рюмкой водки в руке — подошла к Окаёмову и, сев на свободный слева от астролога стул, захотела с ним чокнуться. Однако, заметив, что в бокале у Льва Ивановича «шампанское», решительно налила водки в чью-то пустую рюмку и с колким замечанием протянула её астрологу:
— Ишь, Лёвушка, каким ты у нас заделался трезвенником! Ничего — сегодня Танечка перебьётся! А за Алексееву выставку нам с тобой обязательно надо выпить водки! Особенно — за такую выставку. На которой сами по себе вдруг загораются картины… Знаешь, я как только услышала, что горит «Фантасмагория» — чуть не лишилась сознания. Только одна мысль и осталась: надо спасать «Цыганку». Хорошо хоть Андрей был с машиной — помог. Я её теперь не отдам из дома ни на какую выставку. Пусть всегда висит в Алёшиной комнате. Хотя… если честно… жутко боюсь эту Дьяволицу! Но и притягивает — сил нет! И как это Лёшеньке удалось такое? Ведь был художник — как все… говорят, что хороший художник… но, ты же знаешь, я в этом мало что понимаю… и Алёшеньку любила не за его художества… и вдруг — такие картины… откуда?
— Вот именно — откуда? — Эхом откликнулся незаметно подсевший с другого бока Михаил. — Неужели — действительно?.. никогда, кроме Зелёного Змия, не верил ни в какую нечисть… хотя, как православному, вроде бы полагается… но эти три Лёхины картины… и, конечно, «Распятие»… кстати, ты его, Валюха, тоже… забери из мастерской…
— Уже, Мишенька, забрала. Когда отвозила «Цыганку». По пути вдруг сообразила — и попросила Андрея заехать.
— Надо же… молодец, Валюха! Интуичишь на уровне! А я облажался. Хотя… после предупредительного сигнала в родном нашем «Рабском молоте»… ладно! И всё-таки… если даже они почувствовали… которым всякая живопись в общем до лампочки… нет! Лёхе определённо что-то открылось! Сверх того, что изредка открывается даже самым великим художникам… Он ведь эти последние полгода столько работал, что почти не пил… ну, не то что бы вовсе, но на порядок меньше… ведь правда, Валюха — а?
— Не знаю, Мишенька, что ты понимаешь под «порядком», но что меньше, то меньше — да. Я прямо-таки не могла нарадоваться: ну, думаю, взялся за ум, а оказывается — перед смертью-у-у…
Валентина всхлипнула и поднесла к глазам уже насквозь мокрый платочек.
— Царство ему Небесное. Моему, значит, Лёшеньке.
— Не сомневайся, Валя, Алексей сейчас Там. Причём — в самом Преддверии. — Утешая вдову, художник попутно развивал недавно возникшую у него гипотезу об особенностях топографии загробного мира. — Это нам, в основном, туда придётся восходить с середины. А Лёхе… нет! Но всё-таки он — не в раю… Ему же надо тебя дождаться… но в самом-самом Преддверии — если ещё при жизни сумел заглянуть туда.