Луна в Водолее

Артистка не придала особенного значения ехидным уколам своей информантки: по счастью, сексуальная ориентация Алексея Гневицкого оказалась «правильной», а прочее — бабские сплетни! Увы… скоро Танечка убедилась, что слухи об отношении Алексея к женщинам — вовсе не сплетни, а верное отражение грустной для его поклонниц действительности… И — что оказалось всего трагичнее! — Татьяна Негода впервые в жизни влюбилась по-настоящему, наконец-то встретив свой идеал. Мужчину, с которым ей захотелось идти по жизни… о, Господи?! И почему только, явив этого прекрасного пожилого принца, Ты не вложил в его сердце любви к сразу же — с первого взгляда! — потерявшей голову Танечке?

Нет, в приятельницы — и даже в приятельницы интимные — актрисе легко удалось попасть к художнику, но ведь ей хотелось не этого: этого, вернее, само собой, но главное — занять в Алексеевом сердце место бывшей фабричной работницы Валентины. (И правда! Что только изысканный, утончённый художник мог найти в этой малообразованной, немолодой, грубоватой женщине?! Которая, по достоверным слухам, ко всему прочему, его — пьяного — изрядно поколачивала: не все, ох, не все старательно гримируемые Алексеем синяки на лице случались от его забулдыг-приятелей — иные бывали в сердцах наставлены любящей Валечкиной рукой!) И тем не менее — чёрт побери! — любовь, господа хорошие… нелепая, нелогична, противная всем жизненным установкам художника, однако же — состоявшаяся! Любовь, так сказать, интеллигента к женщине из народа… в отличие от неё, Татьяны — умной, красивой, талантливой! — а главное, всю свою сознательную жизнь мечтающей о таком вот Алексее! Готовой быть для него хоть музой, хоть ангелом, хоть рабыней! А ставшей — черти побрали бы эту колдунью Валечку! — всего лишь интимной приятельницей… Да, выделенной из многих — но, Господи, до чего же унизительно мало выделенной!

Более года промучившись от безответной любви к Алексею, сблизившись за это время — в безумной надежде выведать тайну её успеха! — с Валентиной, Татьяна Негода нашла в себе силы утереть «невидимые миру слёзы» и смириться с ролью изредка, в виде особой милости, допускаемой на ложе подруги. С ролью настолько жалкой, что… увы! Артистке пришлось безропотно удовлетвориться ею: ибо по своей воле она уже не только не могла разлюбить Алексея, но хотя бы на шаг разорвать дистанцию — до самой смерти… его или — своей… судьба распорядилась, что — до его…

И, соответственно, не стоило придавать большого значения вниманию, которое Танечка обратила на Окаёмова при первом знакомстве: седеющая борода, экзотическая профессия, доброжелательный взгляд широко посаженных темно-карих глаз — разумеется, всё это не могло не привлечь страдающую от безответной любви артистку, но суть в другом: Окаёмов являлся старинным другом обожествлённого ею Алексея Гневицкого! Однако, если отвлечься от естественной аберрации памяти, уже в среду, когда Лев Иванович приехал на похороны друга и с Танечкой во дворе под кустом сирени пил на помин души Алексея, артистка — действительно — обратила на астролога самое пристальное внимание. И следовательно, после потрясшей их утром любовной бури говоря Окаёмову, что он ещё прошлой осенью очень заинтересовал её, Танечка не так уж и соврала: всего лишь соединила в один два временных пласта — более чем законная операция для женской логики.

Впрочем, в свете сегодняшнего пятничного утра всё это утратило для Татьяны всякую актуальность: она вдруг со смесью ужаса и восторга почувствовала, что полюбила снова! Как самое бессовестное и счастливое из всех падших созданий! Едва схоронив одного кумира, тут же сотворить другого — это, знаете ли… а что — знаете ли?! Будто — она хотела? Будто, вылавливая из ванны пьяного мужика, подозревала, что может в него влюбиться? Правда, в четверг… а что — в четверг?.. ну не привыкла она спать на кушетке! И гостя — тоже: уложить на кушетку — было бы натуральным свинством! А кровать такая удобная… не полуторная, заметьте себе, а самая что ни на есть двуспальная… и на таком роскошном ложе спать в одиночку?.. ах, взяла инициативу в свои руки?.. но ведь помочь преодолеть Льву естественную для пятидесятилетнего мужчины неуверенность в своих силах — разве это не долг молодой незамужней женщины? Что? Без любви затащить в постель — блуд? Греховное любострастие? А хотя бы и так! Уж лучше быть откровенной шлюхой, чем такой «праведницей», как Мария Сергеевна!