В своём душевном смятении Мария Сергеевна не заметила, что просьбу к Богу, избавить её от язвящего душу разума, она мысленно высказывает в форме молитвы, стоя на коленях перед иконой Владычицы — стало быть, преодолев уронившую её на койку внезапную телесную слабость.
И эта молитва была услышана: в голове у Марии Сергеевны зазвучал исполненный мягкой укоризны ответ Пречистой Девы.
— Машенька, что ты! Сетовать на дарованный Богом ум — как можно?
— Но Ты же, Пречистая Дева, видишь, до каких греховных соблазнов меня довёл мой ум?
Мария Сергеевна вступила в возможный только в воображении диалог с Богородицей. Хотя сама женщина ни тогда, ни после ни на секунду не усомнилась, что этот диалог состоялся в действительности.
— Ведь стоило только без каких-нибудь задних мыслей подумать о своём Лёвушке как об озорнике-мальчишке — и… и… Лукавый сразу же тут как тут! А после, после… отец Никодим оказывается вдруг психиатром Извековым! Богопротивная Епитимья! Но главное… Ты, Дева Мария! Ты — заодно с ними? За греховные любострастные игры с мужем пообещав мне ребёнка! Прости, Пречистая Дева, прости! Но ведь Лёвушка… он…
— Боишься, Машенька — да? Что уйдёт к другой?
— Да, пречистая Дева, да! Разлюбит… если уже не разлюбил? И уйдёт! Уйдёт! Особенно — если на него позарится какая-нибудь красивая молодая тварь!
— «Тварь» — Машенька? Нехорошо! Ведь тварь — от Творения! От содеянного Богом! А ты это произносишь, как бранное слово! Очень нехорошо!
— Прости, прости, Пречистая Дева! Но Лёвушка… ведь уйдёт, уйдёт?
— Может, Машенька, и уйдёт… Пятидесятилетний — ещё не старый, но уже очень немолодой мужчина — это, знаешь…
— Но, Пречистая Дева, ведь Ты же Сама обещала мне…
— Что обещала, Машенька?
— Ну, будто если я непотребным образом покатаюсь на спине у голого Льва, то смогу родить от него ребёнка?..
— Родить, Машенька, сможешь, а вот сможешь ли покататься… не упущено ли безвозвратно время для эротических игр со Львом… захочет ли он разжигать по новой погасшую, а вернее, погашенную тобою страсть?..
— Но ведь Ты, пречистая Дева, знаешь?! — почти в отчаянии воскликнула Мария Сергеевна. — Останется Лев со мною или — уйдёт? И потом… — выведенная из себя уклончивыми, ничего, в сущности, ей прямо не обещающими ответами Богородицы, женщина решилась на исключительную дерзость, — ведь любострастие — оно же от сатаны! И вдруг Ты — Чистая и Непорочная! — советуешь мне такое…
— Эх, Машенька… до чего же ещё наивны ваши представления о непорочности! Совершенно ещё дикарские! Когда в вашем сознании физическое с духовным соединяется самым что ни на есть примитивным образом… между тем, как Мой Сын… нет, Машенька, не укоряю… не только ты но и все ваши, Ему посвящённые Церкви, пока ещё очень мало смогли вместить Моего Сына… и в основном — то, чему Он учил как Сын Человеческий… Сын своего народа и своего времени… то же, что Он говорил вам как Сын Божий… в Нагорной Проповеди… и, особенно, заповедав любить друг друга… вот и подумай, Машенька, твои эротические фантазии — разумеется, если Лев согласится с ними — насколько они противоречат главной заповеди Моего Сына?
— Но, Пречистая Дева, как же так?! — не сдавалась Мария Сергеевна. — Ведь Церковь нас учит, что плотская любовь… хотя и не грех, если в законном браке… но… духовная слабость, дань низменному началу… а уж намеренно разжигать похоть любострастными играми — в любом случае, смертный грех!
— Высокое — низкое, девственное — порочное, благое — греховное — нет, Машенька, как Я уже сказала, обо всём этом у вас ещё совершенно дикарские представления! Ведь только последние сто лет — и то далеко не везде! — у вас перестали насильно выдавать замуж девиц. И что же это, Машенька, у нас получается — а? Супружеское изнасилование, значит, не грех, а эротические (то бишь, любовные!) игры — грех? Причинять друг другу страдания — не грех, а доставлять удовольствие — грех? Якобы — во имя «высшей любви»?
Намеренно или нет, но Дева Мария задела болевую точку Марии Сергеевны, и женщина одну за другой стала сдавать позиции:
— …ремнём по голому телу… и стыдно, и больно… с какой стати Лёвушке это должно понравиться?.. да ещё — «оседлав»… унизив…
— Унизив, Машенька? Да большего унижения, чем твоя ночнушка, ты, при всём старании, вряд ли смогла бы придумать для мужа! И стыдно, и больно?.. видишь ли, вообразила его маленьким мальчиком! Для которого ремень — наказание… а мужчине, знаешь ли… в спальне с женщиной… когда немного стыдно, немного больно, а в целом — приятно… очень даже может понравиться… самой-то — вспомни?
И Мария Сергеевна вспомнила. Вернее, не вспомнила — ибо ни на секунду не забывала! — а будто бы вновь почувствовала. Сладкую, приведшую ко многим оргазмам, боль от наносимых самой себе ударов Лёвушкиным ремнём. И вновь ужаснулась своей неизбывной греховности. И мучительно захотела прекратить диалог с Девой Марией — что, в данный момент, не зависело от женщины…