Луна в Водолее

Такого болезненного удара от Пречистой Девы Мария Сергеевна не ожидала. От отца Никодима — ладно. От психиатра Извекова — тем более. От Лукавого — и говорить нечего: на то он и Враг. Но чтобы от Девы Марии… вдруг приоткрывшей такую бездну… на которую не то что психиатр Извеков, но и сам сатана не смог указать женщине — а ведь как бы, небось, обрадовался Глумливец, додумайся он до эдакого?! Впрочем, что доктор Извеков, что сатана — с их самодеятельным психоанализом! — сам Зигмунд Фрейд мог бы позавидовать Пречистой Деве… Разумеется, Антона (как первую любовь!) Мария Сергеевна не забыла, но вот то, что, пробуя отросшие зубки и коготки, она почти два года забавлялась с ним будто юная кошечка со своей первой мышью — это напрочь ускользнуло от внимания женщины! Ведь и теперь, по прошествии стольких лет, те мучительно сладкие, с возбуждающим привкусом страха — а она, видит Бог, бессознательно делала всё, чтобы спровоцировать Антона на изнасилование! — игры с влюблённым в неё мальчишкой, если изредка и вспоминались Марии Сергеевне, то с ностальгически светлой грустью: были когда-то и мы рысаками! Тёмная же сторона этих игр — упоение властью, радость от страданий, которые она причиняла мальчику, распаляя в нём дикую жажду и отказывая в глотке воды — настолько ускользала от сознания Марии Сергеевны, что, воцерковившись, ей ни разу не пришло в голову исповедаться в давнем грехе юношеской (вернее — девичьей) жестокости. Ведь, приятно истязая себя и мучительно Антона, она так и не потеряла девственности: стало быть — не в чем каяться. Разве, только в том, что позволяла мальчику раздевать себя до гола… Но в этом-то она как раз и покаялась — выражаясь по-современному, в одном блоке с признаниями в добрачной половой жизни. И с лёгкостью — как согрешившая ещё до крещения — была прощена отцом Иоанном, самым первым её духовником… Да и вообще, дамы и господа, уж коли «война полов», то и жестокость в любовных отношениях — норма. И требовать от Марии Сергеевны, чтобы она свои давние эротические забавы с Антоном осознала как тяжёлый грех… однако — Дева Мария потребовала.