Луна в Водолее

— …да, Пречистая Дева, да! — соглашалась Мария Сергеевна и плакала. Её, лишившаяся ледяной защиты, душа невыносимо болела. Особенно оттого, что, оттаявшим сердцем осознав всю беспардонность искусственной телесной фригидности последних шести лет, женщина горела желанием пылкими ласками возместить мужу причинённые её иступлённым (сатанинским!) грехоненавистничеством унижения, боль, обиды и при этом понимала: поздно! Единственное, о чём ещё можно молить Пречистую Деву, это о том, чтобы Лев, прежде чем навсегда уйти, подарил ей ребёнка. И уже в нём — в сыне Льва — искать утешения.

— Владычица — а ребёнка?! — трепеща от ужаса потерять всё, взмолилась Мария Сергеевна. — Умоляю, Владычица, помоги, чтобы Лев не отказал мне хоть в этом!

— Ребёнка, Машенька?.. и в этом, к сожалению, Я тебе не могу помочь, но… ты же знаешь своего Льва?.. Ну, что так осуждаемые тобой и отцом Никодимом телесные «похоть» и «любострастие» он вообще не считает грехами?.. хотя… если всерьёз полюбил другую женщину… да нет! При его, так сказать, беспринципном зато щедром и добром сердце… думаю, Машенька, зачать ото Льва — не составит тебе проблемы… и знаешь, Машенька, скажу напоследок: верь, что в самом конечно счёте всё будет хорошо.

— Даже — если Лев от меня уйдёт? Не оставив ребёнка? И тем не менее — верить? Как и в кого — Пречистая Дева?!

— В Него. В Моего Сына. Верь — вопреки всем своим сердечным сомнениям. Понимаешь, Машенька… когда Я стояла у креста, Я ведь тоже почти не верила, что Он — Воскреснет…

Эти заключительные слова Пречистой Девы, пристыдив, возродили женщину: Господи! Да в сравнении со страданиями Девы Марии моя бабская истерика из-за того, что уходит муж — сущий вздор! Да и — уходит ли?.. Вдруг да — перебесится и вернётся?..

Робко утешив себя этими соображениями, Мария Сергеевна поднялась с колен, выключила свет и, сбросив халат, голой легла в постель. Впервые — за последние пять лет. К сожалению — в одиночестве.

* * *

Земной путь Валентины Андреевны Пахаревой завершался. Умом она этого пока ещё не понимала, но сердцем явственно чувствовала: дорога идёт к концу. Причём, сердечное прозрение случилось сразу, едва женщина узнала о гибели Алексея. И то состояние прострации, в котором Валентина находилась в понедельник, вторник и первую половину среды, было отчаянной попыткой физически здорового организма защититься от разрушительных психических импульсов, посылаемых наиболее древними, влекущими к смерти структурами.

Исключительно здоровым — к сожалению, в данном случае! — оказалось не только тело, но и сознание Валентины: вредоносные импульсы из глубины смогли лишь немного поколебать его; и уже в среду (ещё до похорон, тогда, когда, освобождаясь от невыносимой душевной боли, Валечка бросала в лицо Окаёмову фантастические обвинения не просто в зависти к Алексею, но и в намеренном — с помощью астрологии?! — убиении друга) ум женщины стал приходить в норму — во всяком случае, реагировать на внешние раздражители.

В четверг, маясь с похмелья, умом Валентина практически не пользовалась, и посему нельзя сказать что-нибудь определённое о его состоянии в этот день, а вот в пятницу — да: её сознание полностью восстановилось — чего, к сожалению, не скажешь о психике: душа женщины продолжала мучительно болеть. Конечно, не той безумной нечеловеческой болью, которая обрушилась на Валентину при известии о гибели Алексея, но всё равно: терпеть её было тяжко. Да, до какой-то степени помогал алкоголь, но именно — до какой-то степени: не исцеляя, а только снимаю остроту. Да и то — на короткое время. Соответственно, каждые полчаса Валентине в качестве лекарства требовалась рюмка водки — что, разумеется, не могло продолжаться до бесконечности. Даже — до обозримой, лежащей за границами нескольких ближайших дней: воскресное дежурство и, возможно, в среду — ладно, войдя в её положение, найдут замену. Увы, далее бесконечность заканчивалась: на зарплату аж сто долларов в месяц в Великореченске окажется тьма охотников — на занимаемом ею месте никто не будет терпеть спивающуюся женщину. Да и вообще — спиваться женщине?..

Валентинина, имеющая глубокие корни в русском простонародном быте, здоровая нравственно-психическая основа снисходительно относясь к алкоголизму мужскому — что с них бедненьких, со времён отмены Юрьева дня пребывающих в несвойственном мужчине рабском состоянии, спрашивать! — совершенно не выносила алкоголизма женского: на ком, чёрт побери, будет держаться Россия, если бабы, следом за мужиками, смысл жизни станут искать в вине? И что же? Теперь ей самой, сломавшейся после гибели Алексея, пополнять ряды этих раздавленных невыносимо тяжёлой жизнью падших созданий? Нет! Что угодно — только не это!

А что, собственно, «что угодно», если в настоящем — мучительная душевная боль, а впереди — пустота? И в этой ужасающей пустоте?.. одной одинёшенькой?.. без Алексея?..