Луна в Водолее

Отца Валентина не помнила, мать умерла два года назад, родных братьев и сестёр у неё не было, двоюродные жили в Харькове — стало быть, в чужом государстве — и, главное, знаться она с ними не зналась. Да и вообще: во всём мире для Валентины существовал единственный родной человек — Алексей Гневицкий. И будь у неё от него ребёнок… а лучше — два или три… о, как она этого страстно желала! И не остановило бы её отсутствие штампа в паспорте — но! Алексей! Из принципиальных соображений он категорически не хотел детей: мол, и вообще в этом мире жить крайне трудно, а уж в нашей стране… неужели ты, Валечка, хочешь, чтобы они в этой земной юдоли страдали и мучались также как мы? Ладно ещё, если родятся дураками, а если — умными? Или, не дай Бог, талантливыми?

Конечно, люби Валечка Алексея (а особенно — дорожи им!) чуть меньше, вся эта идиотская заумь нисколько бы её не остановила: родила бы — и всё тут. Однако любовь все чувства этой от природы, в общем-то, грубоватой женщины настолько обострила, что сердце ей подсказало: с Алексеем — против его согласия — нельзя. Вернее, в существенно важном для него — нельзя. Во второстепенном — даже весьма значительном — сколько угодно: в крайнем случае лишь состроит снисходительную мину — дескать, женщины, какой с них спрос. С чем — в отличие, скажем, от Окаёмова или Танечки Негоды — Валентина была согласна: два будто бы взаимоисключающих постулата — об изначальном превосходстве мужского начала и о том, что в реальной жизни мужики против баб не в пример слабее — превосходно уживались в её, правилами формальной логики не отягощённом сознании.

Впрочем, Алексей не совсем укладывался в эту нехитрую схему: будучи, по мнению Валентины, в большинстве жизненных обстоятельств слабее всех ей знакомых (тоже, в общем, никчёмных!) мужчин, в немногом — для него принципиально важном — он проявлял исключительную твёрдость. Такую, что женщина чувствовала: несмотря на всю его любовь к ней, затронь она узкую область Алексеева абсолютного суверенитета, Гневицкий расстанется с ней не колеблясь. И дети (точней, нежелание художника их иметь), к сожалению, находились в этой узкой запретной области.

И всё-таки?.. если бы она родила, так сказать, контрабандой?.. неужели бы — не простил?

Прежде, на протяжении всей их совместной жизни, Валентине казалось, что нет — не простил бы. Сейчас, после гибели Алексея, женщина вдруг почувствовала: простил бы! Ведь все его многомудрые благоглупости относительно беспросветности земного существования — в основном, позёрство! Такое же, например, как демонстративный католицизм! Шляхетские, видите ли, корни, а на Рождество и Пасху за милую душу причащался в православном храме! И всё его «философски» обоснованное нежелание иметь детей — тоже! Один выпендрёж — и только! Другое дело, что дети: ответственность, хлопоты, необходимость зарабатывать на их содержание — это да, это Валечка понимала. Человеку, интимная жизнь которого строго распределена между любимой женщиной, живописью, преподаванием и алкоголем не потянуть дополнительной нагрузки.

(Вообще-то, этот перечень требует некоторого уточнения: себя и живопись Валентина беззастенчиво поменяла местами, а в рубрику «преподавание» целомудренно включила также и Татьяну Негоду, и прочих, изредка случавшихся у Алексея любовниц.)

И?.. Роди она всё-таки?.. Боже! Ну, почему этого сердечного прозрения с ней не случилось раньше?! Или Алексей, или ребёнок от Алексея — не было этой дилеммы! Что бы он там ни говорил! Нисколько бы ребёнок не стеснил Алексея! И даже — два! При её-то энергии, трудолюбии и здоровье! На всех бы с лихвой хватило! И на Алексея, и на детей! Нет же! Как дура, разинув рот, выслушивала все его несуразности! Напрочь забыв исконную бабскую мудрость: соглашайся со всем, что говорит мужчина и делай по-своему! Нет же: Алексей — единственный свет в окошке! И вот теперь… когда он погас… Господи! Ну почему этого прозрения с ней не случилось раньше?!

Вообще-то, понять Валентину можно: замысленная Творцом амазонкой или валькирией, она по ошибке получила чувствительное и нежное сердце — её склонность к рукоприкладству не в счёт, здесь сыграла роль и физическая конституция, и, главное: воспитание и среда. И это несоответствие телесного и душевного могло компенсироваться лишь достойным спутником — мужчиной физически выдающимся, с чуткой, способной за внешней грубоватостью разглядеть и оценить многие Валечкины достоинства, душой. Мужчину, которого ни в Великореченске, ни в России, ни на всём земном шаре в последней четверти двадцатого столетия заведомо не могло быть… а вот — подишь ты! — нашёлся… На новогоднем балу в Доме Культуры Водников художник Алексей Гневицкий углядел-таки прядильщицу Валечку Пахареву.