— В таком случае, Танечка, расскажите мне обо всём поподробнее. И, главное, поточнее. А то Нинель Сергеевна, знаете… эмоции, ощущения, а фактов мало… а факты сейчас — основное… начиная со вчерашнего дня: ну, когда ваш друг собирался к Павлу Малькову — он что-нибудь вам, наверное, сказал? И почему, если я верно понял, вы начали волноваться уже вчера? Ну, и, конечно, сегодня — что здесь увидели и о чём подумали? Почему, например, решили, что на столе остатки вчерашнего ужина, а, скажем, не сегодняшнего завтрака? Понимаете, Танечка, сейчас очень важна любая мелочь, любая деталь.
— Виктор Евгеньевич, так вы, значит — тоже?! Считаете, что — серьёзно? Не бабская глупость, а — действительно? Случилось что-то ужасное?
Вновь подступившее к сердцу отчаяние заставило артистку почти выкрикнуть эти вопросы в телефонную трубку.
— Танечка, пожалуйста, успокойтесь! Ничего я пока не считаю, но — уверен! — непоправимого не случилось. Есть, знаете, одно соображение… пока — слишком невероятное… так что, Танечка, попробуйте сосредоточиться и расскажите мне всё по порядку? Начиная со вчерашнего дня? Ничего, по возможности, не упуская — а?
Татьяна Негода взяла себя в руки и голосом хотя и взволнованным, но уже без истерики стала рассказывать Виктору Евгеньевичу и о Лёвушке — о том, как вчера, едва он вышел за дверь, её вдруг мучительно кольнуло будто бы совершенно немотивированное ощущение, что она никогда больше не увидит астролога — и о сегодняшнем приступе дикой паники: когда, после безуспешных попыток дозвониться в дверь, она, обнаружив в беседке остатки ужина и наполовину полную бутылку коньяка, металась в отчаянии между домом и садом, гонимая самыми фантастическими предположениями о случившемся здесь кошмаре:
— Такое, Виктор Евгеньевич, ощущение, будто адские выродки их утащили в пекло! Или — инопланетяне! На свою, значит, летающую тарелочку!
— Инопланетян, Танечка, давайте оставим в покое, а вот относительно адских выродков… действительно — очень похоже на похищение… хотя… что-то всё-таки здесь не сходится… не хватает какой-то незаметной, но очень важной детали… такое ощущение — только вы, пожалуйста, не пугайтесь! — что гибель Алексея Гневицкого, «самовозгорание» его картины и это таинственное исчезновение как-то связаны между собой…
— О, Господи, Виктор Евгеньевич! — непроизвольно вырвалось у Татьяны, — вы мне рассказываете такие ужасы — и говорите, чтобы я не пугалась?!
— Не пугайтесь, Танечка! Это моё последнее предположение — вздор! Размышления вслух — не более… глупые размышления… скорее всего — элементарное вымогательство… вот только почему эти говнюки — простите, Танечка! — сих пор не связались со мной?.. нет, сейчас же звоню Брызгалову! Вы не знаете, но это наш лучший следователь. И я его — в частном порядке — нанял расследовать обстоятельства гибели Алексея… Ведь официальная версия, как вы понимаете — чушь собачья… Но — конечно! — исчезновение сейчас важнее. Поэтому, Танечка, если он вам позвонит и задаст какие-нибудь уточняющие вопросы — вы ведь ответите?
— Разумеется, Виктор Евгеньевич! Да ради Лёвушки, — нечаянно выдав глубину своих чувств к астрологу, Татьяна всё же сумела выказать озабоченность не одной только его судьбой, — и, естественно, ради Павла, Петра, Ильи… в театр — в любое время! Пускай звонит ваш следователь! В случай чего — в антракте передадут!
— А домой — Танечка?
— Дома, Виктор Евгеньевич, увы: у меня телефона нет. Всё обещают, но…
— Однако! Чтобы у ведущей актрисы одного из старейших в России театров в конце двадцатого века не было домашнего телефона… гарантирую, Танечка — только не подумайте чего-нибудь нехорошего! — в понедельник, в крайнем случае во вторник, вам его обязательно установят. А пока — возьмите сотовый у Нинель Сергеевны. Она объяснит — как пользоваться. Чтобы иметь возможность в любое время связаться с вами — сейчас это очень важно. И вы мне тоже звоните в любое время. Тоже — на сотовый.
Нинель Сергеевна, прежде чем доверить в чужие руки дорогую её сердцу игрушку, долго инструктировала артистку, как ею пользоваться, попутно сплетничая о друзьях бизнесмена — в основном о Петре и Павле. Илью, как своего явного любимчика, почти не затрагивая. Причём, постоянно оговариваясь, что, разумеется, не её дело, но и молчать… Не любящая, в отличие от большинства женщин, копаться в чужом белье, Танечка в другое время резко оборвала бы эту бескорыстную информантку, однако сейчас, мучимая тревогой, она терпела — лишь бы хоть как-то отвлечься от сводящих с ума мыслей о Лёвушке! И, словно бы в награду за её терпение, Нинель Сергеевна, прощаясь, смогла немножечко приободрить артистку. Разумеется, не столько смыслом сказанного, сколько уверенной интонацией, с которой были произнесены заключительные слова.
— Ты, Татьяна, не убивайся — вот увидишь, всё будет хорошо! Уж если за дело взялся Виктор Евгеньевич — все скоро найдутся! Живыми и невредимыми. И Илюшенька, и твой Лев, и Пётр с Пашкой.