Луна в Водолее

Некоторая абсурдность Татьяниной исповеди — не то, что она объяснялась в любви к покойнику, а то, что продолжала завидовать раздавленной горем Валентине — мало-помалу начала раздражать Окаёмова: нет, Алексей был прав, не давая женщинам много места в своих мыслях и чувствах! Конечно, к близкому человеку всегда тянет прилепиться не только телом, но и душой, однако… к такой вот, как Танечка Негода, прилепишься — и?.. а разве она одна такая?.. его Мария Сергеевна — разве она другая?

Вообще-то подобные «идеологические» расхождения частенько являлись предметом полушутливых споров Окаёмова и Гневицкого, и за полную эмоциональную автономность, естественно, высказывался Алексей: настаивая на том, что стоит позволить женщине слиться с тобой душевно — и всё! Ты уже раб её прихотей и капризов! Ибо, какими диковинными, причудливыми, завораживающими ни казались бы порой лунные переливы женской души, в действительности — в бессознательной глубине! — они всегда жёстко подчинены логике продолжения рода. Стало быть, при «слиянии душ» — мужская всегда оказывается эмоционально «съеденной». Другое дело, что большинство мужиков это вполне устраивает…

Лёвушка в этих спорах, несмотря на подобные ехидные намёки, обычно стоял на других, если угодно, «профеминистских» позициях. В какой-то мере соглашаясь с другом относительно эмоциональной агрессивности женщин, в целом его угол зрения Окаёмов считал слишком узким, выпячивающим до отрицания какой бы то ни было возможности «мирного сосуществования» пресловутую «войну полов». Не говоря уже о симбиозе — который, как ни крути, изредка, но случается при слиянии женской души с мужской.

И вовсе не Татьяна — хотя внешне, будто бы и она — сейчас заставила Окаёмова безоговорочно согласиться с точкой зрения друга: нет — жена. Вернее: катастрофические — по мнению астролога — последствия Машенькиного «воцерковления» для семейной жизни. Осознав это, Лев Иванович легко справился с раздражением, вызванным Татьяниной не совсем скромной «исповедью» — тоже мне, судья нашёлся! — и продолжил слушать артистку со своей обыкновенной дружеской внимательностью: отчасти, уже и профессиональной — ежедневные астрологические консультации очень развили у Окаёмова умение понимать собеседника.

(Спрашивается, Лев Иванович, какого чёрта?! Тебя до нервного зуда задела Татьянина зависть к Лёшиной Валентине? До желания почесать ужаленный мозжечок давно отпавшим хвостом? Нет, господин Окаёмов! Твоё преступное предсказание! Всё дело в нём! А Татьяна сейчас, как получасом раньше старый бродяга, всего лишь «объект замещения» — удобный повод, чтобы заслуженную злость на себя перенести на других! Немедленно, Лев Иванович, — слышишь! — бери себя в руки.)

Таким образом, отыскав причину и подавив раздражительность, начавшуюся с самого утра — когда «подкупленная» проводница разбудила его десятью минутами позже, чем было условленно — Окаёмов смог должным образом оценить сваренный Татьяной Негодой кофе: изумительный кофе! Так и веющий ночными ароматами аравийских пустынь!

В самых восторженных словах выразив своё восхищение этим дивным напитком, Окаёмов собрался посоветоваться с Татьяной относительно того, кому лучше передать тысячу долларов — непосредственно Валентине или в образованный несколькими близкими друзьями Алексея «комитет» по его похоронам? — как за тонкой кухонной дверью послышался скрип диванных пружин: что? Проснулась Валя?

Лев Иванович машинально посмотрел на часы — восемь минут одиннадцатого — время-то как торопится! Казалось, он совсем недавно нажал кнопку звонка Алексеевой квартиры — и вот вам: прошло уже более трёх часов!

Татьяна, услышав пружинный скрип, сказала, — секундочку, — и, по-птичьи вспорхнув со стула, исчезла за дверью. Скоро вернувшись, артистка подтвердила — да: Валентина проснулась и через несколько минут зайдёт поздороваться — лишь чуточку приведёт себя в порядок.

Встреться сейчас Окаёмов с Валентиной где-нибудь на улице, то не узнал бы её — в кухню вошла сомнамбула. Без возраста, пола, да даже — и без лица. В самом деле: несмотря на наложенный второпях слой косметики, фотографию обратной стороны Луны никак не назовёшь женским лицом.

…вошла, поздоровалась, села к столу, машинально взяла предложенный Татьяной кофе, сделала глоток, отставила чашку, затем снова поднесла её ко рту и, отпив самую малость, опять вернула чашку на блюдце. Без спроса потянулась к окаёмовской «Приме», неловко обхватила губами непривычный (без фильтра) конец сигареты, прикурила от поднесённой астрологом зажигалки, затянулась, закашлялась и, вынув изо рта это «народное курево», стала сосредоточенно давить сигарету о дно и края большой керамической пепельницы. И вдруг, не прерывая этого истребительного занятия, заговорила ровным, «механическим» голосом:

— Ну вот, Лёвушка, ты своего добился… накликал на Алексея беду… что так случится — я это знала с девяносто второго года… а завидовал ты ему всегда… ещё с института…