Луна за моей дверью

— Никто не летает на Луну, чтобы просто вывезти мусор.

— Эта причина не нелепее любой другой, — говорит Сидони.

— Нет, — отвечает Яро. — Прости, но на Луну за этим не летают. Полет в космос — это же что-то невероятное! И повод тоже должен быть весомым.

— Весомым как что? — уточняет Алистер.

Яро качает головой, будто сам не верит в то, что говорит.

— Не знаю… Как любовь!

4

Алистер

Я не знаю, сколько весит любовь. Ее трудно измерить, потому что к миллилитрам гормонов не прибавишь вольты работающих нейронов.

Мама всегда говорит, что с гормонами нельзя бороться, но, пока все остается в рамках полового влечения, то есть пока вырабатывается тестостерон, это неопасно. Трудности начинаются, когда вырабатывается окситоцин. Из-за гормона привязанности люди тянутся друг к другу. Вот что называют любовью, и это плохо заканчивается.

Яро не доел свой омлет. Я беру его тарелку и наклоняю ее так, чтобы ее содержимое соскользнуло в мою. Я вижу, что он раздосадован. У него наморщен нос и уголки губ опущены вниз. Он держит в руке мамин телефон, но его пальцы быстро барабанят по столу. Сидони не может его утешить, она ушла прогуляться по берегу озера, чтобы пофотографировать, прежде чем вернуться домой.

— Ты не хочешь, чтобы я вывез мусор с Луны?

— Нет, чувак, ты можешь вывозить весь мусор, какой только захочешь. Это я из-за Дженни. Не знаю, что такого умного ответить на ее последнее сообщение. Я к такому не привык, я не футболист, понимаешь? У меня нет столько денег, чтобы я не знал, куда их девать, и девушки не падают на меня с небес, как капли дождя в грозу.

— Так и нужно ей ответить.

— Так — это как?

— Как ты только что говорил — поэтично.

— А ты, уж конечно, разбираешься в поэзии?

— Я много читал.

Среди книг, которые мама брала в библиотеке, встречались романы. Вот почему я кое-что смыслю в любовных историях. Все техники соблазнения чем-то похожи. Да и техники примирения тоже.

— Ты прав, чувак, она говорила что-то про поэзию. У тебя случайно нет под рукой какого-нибудь стихотворения?

— «И с рукою в руке, наплевав на молву, / Мы живем, мы умрем, прославляя любовь, / Но любовь поправляет: не ты и не я, / Только мы впредь, отныне, во веки веков!» Анри-Фредерик Амьель[30].

— Ого, неплохо, то что надо. А теперь повтори, только медленно, чтобы я успел напечатать.

Я повторяю строфу. Мне не привыкать. Когда я учу стихотворение, я читаю его луне по десять, двадцать, сто раз, пока оно не станет частью меня. Я видел такое в фильме, и это работает. Яро вбивает букву за буквой.

— «Впредь» через «д» пишется?

Он ставит в конце восклицательный знак.

— Спасибо, чувак. Ладно, я пойду к озеру, заберу Сидони. Никуда не уходи, мы зайдем попрощаться, а потом я провожу ее до вокзала. Окей?

— Ты влюблен в Дженни или это половое влечение?

— Что за дурацкий вопрос, кому какое дело!

— Если ты влюблен, ты уедешь с ней?

Яро странно на меня смотрит, и я не могу разобрать его эмоцию. Он старается что-то понять (голова наклонена), возможно, слегка встревожен (брови нахмурены), а еще он удивлен (такое движение, будто хочет втянуть голову в плечи) и обеспокоен (губы слегка поджаты). Какое причудливое сочетание.

— А ты как думал, чувак? Я тебе не мамочка! Ты и сам все знаешь. Само собой, я уеду и даже отправлю тебе открытку. Что-то вроде: «Привет, дружище, тут отличная погода, и я купаюсь каждый день».

— Это я должен отправить тебе открытку.

— Чего?

— Ты же сам меня об этом попросил. Помнишь? Когда я поцелую девушку, я должен буду отправить тебе открытку и рассказать, как все было. Но если ты не останешься, я не буду знать, куда ее отправлять.

Он не отвечает, мне кажется, он ждет, что я добавлю еще что-нибудь, но я не знаю что и потому молчу.

— Серьезно, чувак, я не могу провести с тобой всю свою жизнь. Ты мне нравишься, окей? Но мы приятели, ничего больше. Я знаю, ты никогда не выходил из дома, но ты еще молод. Живи своей жизнью, дружище.

Я больше не хочу на него смотреть. Поэтому опускаю свою вилку в холодный омлет и отделяю кусочек, чтобы положить его в рот. Но не делаю этого, мне трудно дышать, я не голоден. Отказниками называют детей — а как называют взрослых? В книгах дружба всегда на всю жизнь, до гроба. Я думал, в реальной жизни так же.

Яро ничего не замечает. Он уходит в мою комнату и надевает там поверх своего еще и мой свитшот с Уолтером Уайтом и Джесси Пинкманом из «Во все тяжкие», нарисованных в стиле героев «Стального алхимика»[31]. А вернувшись, сразу идет на балкон, чтобы выпустить Чипо. Уже стоя у входной двери, он говорит:

— Не хочешь пойти со мной? Мне нужно купить яйца в магазине у гавани.

Я отвечаю «нет», он выходит, закрывая за собой дверь, и мне сразу становится легче дышать. «Мне нужно купить яйца в магазине у гавани», — он сам это сказал, и я понимаю, что это значит. Он вернется. Сегодня от меня не откажутся. Я вдыхаю полной грудью. В квартире перестает плохо пахнуть — и как же от этого хорошо!