Луна желаний

Я на столько увлеклась книгой, шаря лихорадочно по нечетким строчкам до рези в глазах, что пропустила, когда напротив меня, мягко и беззвучно для своей массы опустился мужчина. Он привлек моё внимание лишь тогда, когда совершенно наглым образом потянул на себя мою книгу. Я подняла глаза, намереваясь отшить нахала, но мои губы растянулись в приветственной улыбке.

— Привет, лиса, — пробасил мужчина, — мне нужна твоя помощь, а ты, как я слышал из достоверного источника, большая специалистка в помощи такого рода…

— И чем же я, скромная горожанка, могу подсобить ненаследному сыну Кёнига?

— О, скром… — захлебнулся словами Генрих. Из его глаз, цвета восточного нефрита, брызнули слезы, голова откинулась, обнажая беззащитное горло, кадык ходил ходуном, а мышцы на груди сотрясались в такт раскатистому смеху.

— Тссссс, — прислонила я указательный палец к сомкнутым губам, — в библиотеке запрещено разговаривать громко. Ты ведешь себя слишком вызывающе.

— Прости, скромная горожанка, я больше не буду, — нарочито, громким шёпотом, произнес оборотень, — неужели лишенной венца кронцессе Демистана урезали приличествующее содержание на столько, что она подрабатывает библиотекарем? — Сделал он театральную паузу, а потом поднялся и буквально стиснул меня в медвежьих объятиях.

— Я рада тебе, бьерн***, - обняла я в ответ друга детства.

Так сложилось, еще при жизни родителей, матушка одного из двух внебрачных детей Кёнига Стоунхельма была одной из близких подруг кронцессы Демистана. Они учились в одном пансионе благородных девиц, настоящем, а не вроде КаноНуб. И пока я впервые не отправилась в кузницу ассасинов, я дважды в таль виделась с Генрихом Бладёльтером. Он был почти моим ровесником, всего на пару талей старше, страшным хулиганом и отчаянным шкодой, но отчего-то подружился не с Северном, что было бы ожидаемо, а со мной.

Детские проказы переросли в дружбу, но после смерти родителей я, отбросив сомненья, прервала любое общение, справедливо опасаясь за жизнь дорогого мне мальчишки. Защитить его мне было не под силу, а Кроу мог использовать любой рычаг давления, к тому же Северн, в слепой зависти угрожал расправой всем, кто мне был небезразличен, а Бьерн был мне дорог.

— И я, пойдем от сюда, покажу тебе моё любимое место в столице, там нам удастся поговорить без лишних свидетелей, — я выразительно оглядела давно опустевший читальный зал библиотеки, — к тому же я зверски голоден.

А вот это уже был аргумент с большой «А».

Таверна славилась печеным вепревым коленом, хаггисом и требухой****, так что мне пришлось довольствоваться печеными овощами и медовухой, боюсь мой желудок не сможет переварить ту еду, что Генрих считает верхом кулинарного искусства. Отдельный кабинет, монументальные кожаные диваны, расторопные официантки и запасной выход из каждой кабинки — вот они неоспоримые плюсы «Дырявого бочонка», и это я еще забыла упомянуть про название.

Когда медведь наконец насытил свою бездонную утробу, поглощая своё и умудряясь прихватывать с тарелки мои овощи, за что чуть не получил трезубой вилкой в огромную лапу, он откинулся на спинку, жалобно заскрипевшего дивана и разместив кристалл на столе, активировал его. Кабинет накрыл полог, так что подслушать наш разговор было бы проблематично.

— Рассказывай, что случилось, и к чему вся эта таинственность?

— Мне не к кому больше обратится, дело крайне деликатное, если о нем узнает матушка…

— Она что, оттаскает тебя за ухо, как в детстве? — захохотала я.

— Нет, просто её сердце будет разбито, — печально заключил Генрих, косясь на меня в хитром прищуре. Его матушку я любила, она была достойной несси, пусть из обедневшего, но всё же очень древнего рода, носила титул герцогини, и не выдержав натиск правителя, уступила ему в его притязаниях, искренне полюбив этого кобеля, коего здесь по недоразумению, именовали Кёнигом. Она подарила ему прекрасного сына и дочь, никогда не притязала на большее, чем он ей давал и ушла в тень, когда мужчина наигрался.

С отцом у Генриха были сложные отношения, не смотря на постоянную, неугасающую конфронтацию на первое, а затем и на второе совершеннолетие Кёниг не просто признал сына, но и внес его в список возможных наследников. Это что-то вроде артефакторной золотой скрижали*****, и, если твоё имя появилось на этой драгоценной дощечке — поединка за власть тебе не избежать. Наследование в Стоунхельме из сента в сент проходило по странному, давно, как мне казалось, изжившему себя ритуалу, и скрижаль принимала в этом обряде не последнее место.

На одиннадцатый ун после смерти правителя, все наследники, внесенные в список, собирались в знаковом месте. Оно давно было неизменным — сильнейший круг камней, ведьмина пустошь, место первобытной силы. Именно духи потревоженных, ради такого важного события, предков выбирали будущего правителя. У Генриха не было ни единого шанса против Клауса, кажется единственная черта, которую тот унаследовал у батюшки — это непостоянство. Женщин он менял даже не как перчатки, а много чаще, стяжал славу ходока, хотя был помолвлен, короче весь в папочку.