Луна желаний

Сокол, виденный мной в лагере туарегов, с криком промчался мимо, неся в зубах полевку, видимо один из участников захватил с собой ловчую. Близость птицы могла говорить о близости лагеря, если бы не одно «но», пернатый хищник мог летать за много миль от палаточного городка, и всё же интуиция вновь подсказывала мне, что шатры рядом. К моему удивлению, я была совершенно одна на финишной прямой и это очень настораживало.

Медленно, не веря своей удаче, сдерживая порыв Жемчужинки пустится в галоп, я перешла на легкую рысь, подчиняясь интуиции и прекрасно осознавая, что на конечной прямой ловушек и воздушных карманов будет во много раз больше, чем на протяжении всей трети.

— Осторожно, девочка, не торопись, — шептала я, поглаживая лошадь по замшевой шее, — нам бы еще немного пройти, давай аккуратно… Я шептала ласковые глупости, пропускала пальцы сквозь мягкую гриву, придерживала поводья и бормотала благодарности ЛаЛуне…

Полный невыносимой боли животный крик разрезал взмахом остро оточенного клинка раскаленное пространство Зыбучей пустыни. Слева от меня, в борьбе за жизнь, вздымая пыль, брыкался Буруваз. Истеричное ржание и хриплые окрики на древнем, вот что я услышала, остановив Туму, а подойдя поближе рассмотрела, как Фатих перевязывает жеребца. Острая пика пронзила одну из мышц задней ноги, только чудом он не сломал её, падая с такой высоты. Палки и доски легли под наклон, и, если обвязать жеребца, подтянув его силой моей кобылы наверх, то есть шанс вытащить злющего брюнета и охромевшего коня. Коса его растрепалась, темные пряди свешивались на залитый потом загорелый лоб, сильные пальцы, подарившие мне столько наслаждения, колдовали над повязкой уже пропитавшейся алой кровью.

— Всё в порядке? — спросила я. — Помощь нужна?

В ответ я услышала брань на древнем. Я, наверное, тоже бы разозлилась, если такое случилось бы с нами. Я спешилась, отвязала длинную веревку от седла и сбросила её. По сигналу любовника, я сжала бока лошади, и та, медленно переставляя ноги вытянула Буруваза. Сзади его подталкивал Фатих, то и дело отвешивая по конской заднице безжалостные шлепки, поторапливая хромающего жеребца. Оставаться в ловушке — самоубийство, конь — сапфир в чалме Тана, но, если упустить коня, ненаследный сын Эмира потеряет честь и будет опозорен на долгие тали.

Мимо нас проскакал Тирбиш на своем шаримахе, не остановившись и не предложив помощь, подстегивая коня, рискуя сейчас всем, чтобы опередить соперников в гонке. Как только мой брюнет оказался на поверхности я бросилась к нему, пытаясь обнять. Но тот ловко увернулся, практически отталкивая меня от себя, да так, что не ожидавшая от него такого, я споткнулась, практически ухнув носом в пыль.

Он смотрел вперед на умчавшегося всадника, затем на тех трех, что приближались с разных сторон, догоняющих моего кровного брата и произнес:

— Я опозорен, — в его голосе было столько яда и презрения, — спасен падшей девкой на отверженной кобыле. Пошла прочь.

А затем отвернулся от меня и легко вскочив на раненного коня пришпорил его, оставляя меня одну в клубах горькой пыли.

Я задыхалась от пронзившего меня разочарования, непрошенные слезы брызнули из глаз, а место, где еще совсем недавно билось сердце, вновь стало черной дырой ненависти. Я вскочила на Туму, повернула в ту сторону, где видела сокола и не спеша, легкой рысцой отправилась к шатрам. Тирбиш выиграл гонку, я же пришла шестой, но мне уже было все равно.

Задержавшись в лагере лишь для того, чтобы забрать свои вещи, уже через терил я стояла в портальной башне Хельмшторма, столицы Стоунхельма. Мои гастроли еще ни разу не заводили меня сюда, думаю поголовье двуипостатных надо слегка проредить.

Глава 22. Дружба — это любовь без крыльев

Хельмшторм мне нравился, он походил на своих жителей, оборотней — монументальный, мощный, основательный. Правящим кланом издревле были волки, как представители самой многочисленной когорты (ветки) двуипостатных. Наследником считался старший сын Кёнига* — Клаус Бладёльтер, оборотень, волк. Он был выдающимся генетиком, светило в области гематологии**, сильный маг, соль земли.

Несколько раз Медицинская Академия имела честь принимать его в своих стенах с приличествующей помпой и благоговением. Будущий правитель горных земель читал лекции по своему предмету, на них присутствовали не только студенты, но и уже практикующие медики. Доклады ученного всегда имели оглушительный, ошеломляющий успех. Он был новатором, с искаженной призмой восприятия мира. Была в нем какая-то искра сумасшествия, яростная безуминка. Уверена, что ради интересного эксперимента, он, не задумываясь, обескровил бы с десяток подопытных.