Лунатики

Религиозные споры XVI и XVII столетий вызвали то, что богословы очутились в сложной интеллектуальной ситуации. Они всегда атаковали и защищались. Они представляли, будто бы являются гарнизоном или крепостью, окруженной вражескими силами. Но все подобные представления являлись лишь полуправдой. Потому-то они столь популярны. В то же самое время они весьма опасны. Подобная картина подпитывала агрессивный дух сектантства, который, по сути своей, является выражением окончательного отсутствия веры. Эту картину никто не осмеливался модифицировать, поскольку отбрасывалась возможность отсоединения духовного послания из ассоциаций конкретного типа образности. […]

[…] Мы обязаны знать то, что понимаем под религией. Церкви, представляя свой ответ на данный вопрос, подчеркивали те аспекты религии, которые выражаются либо в категориях, приспособленных к эмоциональным реакциям минувших эпох, либо в категориях возбуждения современной чувственной заинтересованности, лишенной, однако, религиозного характера. […]

Религия – это видение чего-то, что выходит за верхние, внешние и внутренние рамки прохождения реальных предметов, проявляя нечто реальное, но еще ждущее своей реализации, нечто такое, что представляет собой отдаленную возможность, и в то же самое время является величайшим из наличествующих фактов, чем-то, что придает смысл всему преходящему, но само оно избегает нашему определению, это нечто такое, владение чем является наивысшей ценностью, но, тем не менее, оно находится за пределами наших действий, это нечто представляет собой наивысший идеал и его безнадежным поиском[358].

6. Фокус с исчезновением

Для второго из членов разводящейся пары, для науки, развод с партнером поначалу казался делом однозначно положительным. Освобожденная от балласта мистицизма, наука могла помчаться на всех парусах с головокружительной скоростью и совершить завоевание новых земель, о которых раньше никому и не снилось. В течение пары столетий она преобразовала мировоззрение homo sapiens, одновременно преобразив и лицо планеты. Но за все это пришлось заплатить пропорциональную цену: наука завела род людской на самый край физического самоуничтожения, а в духовном плане: сама загнала себя в беспрецедентный тупик. У плывущего без балласта физика реальность постепенно просыпалась сквозь пальцы. Из материалистического мира испарилась материя.

Весь этот фокус со сверхъестественным исчезновением начался, как мы сами видели, с Галилея и Декарта. В знаменитом фрагменте Il Saggiatore (см. Стр. 215) Галилей изгонял те качества, которые представляют саму суть мира, воспринимаемого чувствами – цвета, звуки, тепло, запахи и вкусы – с территории физики на территорию субъективной иллюзии. Декарт сделал следующий шаг в этом процессе, сведя реальность внешнего мира к частицам, единственными качествами которых были растяжимость в пространстве и движение в пространстве и во времени. Такой революционный подход к природе поначалу казался настолько обещающим, что Декарту казалось, будто бы ему в одиночку удастся завершить построение нового здания физики. Не столь оптимистичные современники оценивали, что процесс вырывания у природы всех ее тайн способен занять целых два поколения. "Общее число явлений крайне мало, - заявил Френсис Бекон, - а выявление всех причин и создание наук это вопрос нескольких лет" (цит. по Butterfield, стр. 90).