Я его хорошо понимала. Мне и сейчас было больно и горько, хотя пора бы уж и привыкнуть, и смириться.
– А мне почему ничего не говорили?
Откуда ж мне знать?
– Ты мне не звонил, только маме, мне лишь приветы передавал. Она тебе ничего не сказала?
– Ни она, ни отец. Но с ними-то все ясно. Не хотели огорчать, видимо. Но ты-то почему не сообщила?
– Гонцов за дурные вести казнили, как ты знаешь, наверное. Да и что ты мог исправить? Мирить их глупо, они взрослые люди. Да мама бы все равно не согласилась. Отец, когда мириться приходил, всегда заканчивал обвинениями.
– То есть в его поступках виновата была она? – возмущенно уточнил он.
– Ну да. Стандартно. Как всегда, – хотелось плакать, но я упрямо улыбалась.
Макс покивал каким-то своим мыслям.
– Вообще-то я, как сын, должен проявить мужскую солидарность и встать на сторону отца, но не буду. Честно говоря, когда я еще дома жил, каждый раз, как папа наезжал на маму, думал, сколько еще она вытерпит. И отцу об этом говорил. Но в ответ слышал одно – мал еще, чтоб ему указывать.
– Да. Он, кстати, жениться решил. Видимо, обслуги не хватает. За ним же ухаживать нужно, он по-другому не умеет.
– Было бы странно, если б он не женился. Комфорт и уют – это то, к чему он привык. Знаешь, на ком?
– Нет. Но предполагаю, что на Лильке.
Макс рассмеялся, откинув назад голову. Смех получился горьким.
– Понятно. То есть эта щучка дождалась-таки своего звездного часа. Ну и черт с ней. Папка об этом горько пожалеет, она его быстренько своим занудством достанет. Но это уже его проблемы, не наши.
Он затормозил возле высотки на Вернадского, дал мне ключи. Я вышла, он повел машину на подземную стоянку. Можно было бы и со стоянки подняться в квартиру, но мне в этом подземелье ужасно не нравилось. Просто клаустрофобия начиналась, хотя я ей обычно не страдаю. Уж очень там мрачно, ветер свистит и эхо ужасно гулкое такое. Я уж лучше через подъезд пройду.
У дверей квартиры мы с Максом встретились. Он внес мой чемодан, поставил его в маленькой комнате и распорядился:
– Ладно, давай отдыхай, а я на работу, у меня дежурство сегодня. Если куда захочешь сходить, ключи у тебя есть. И учти – вечером мы в ресторан идем. Так что к семи будь на высоте. У меня к тебе одна просьба есть.
Какая просьба, он не озвучил, просто-напросто удрав.
Пожав плечами, разобрала чемодан и, не переодеваясь, тоже вышла из дома. До метро было рукой подать, и я отправилась на Красную площадь. Я всегда в новогодние праздники там гуляю. Красиво, аж дух захватывает. И каждый год она украшена по-разному, мне нравится.
Пока бродила в толпе, слышала много разных высказываний. Кто ругал окружающий антураж, кто хвалил. Мне было интересно слушать людские толки, но мнения я придерживалась своего – здесь классно!
В шесть пришлось вернуться на Вернадского. Я была заинтригована. Для чего я должна выглядеть хорошо? Макс что, кого-то из парней со мной знакомить собирается? Но мне этого не надо, и он об этом прекрасно знает.
Тем не менее, выполняя указание строгого старшего братца, надела короткое черное платье, в нем можно не бояться почувствовать себя провинциалкой, это классика на все времена. Накрасилась, сделала на затылке свободный узел, надела нитку ровного жемчуга.
Погладила бусы, подаренные мне бабушкой, и на душе стало теплее. Какое счастье, что она у меня была! Я всегда буду ее помнить.
Не давая мне размазаться в воспоминаниях, заявился братец. Увидев меня, восхищенно присвистнул.
– Потрясающе! Если бы ты не была моей сестрой, вот те крест, влюбился бы, – и почапал в ванную, крича на ходу: – Дай мне десять минут, и я буду готов.
Ровно через десять минут он предстал передо мной в темно-сером смокинге, белоснежной рубашке и галстуке-бабочке. У него даже запонки на манжетах были! Подозреваю, что золотые.
– Как я тебе? – он повернулся вокруг своей оси, давая мне возможность обозреть его кругом.
– Нет слов, – я вовсе не преувеличивала, он был чудо как хорош, стройный, высокий, по-мужски красивый. – Это по какому поводу такой чудный прикид?
– У нас в институте будет маленький междусобойчик. Те, кто по какой-то причине не попал на общий новогодний банкет, идут оторваться сегодня. Человек десять – двенадцать, не больше. И у меня к тебе огромная просьба: никому не говори, что ты моя сестра.
Ого! Я, как догадливая девушка, сразу попала в цель:
– И кому лапшу на уши вешать будем?
Он неодобрительно прищурился, но ответил прямо:
– Есть там одна чересчур эмансипированная девица.
– Она тебя что, женить на себе решила? – подозрительно прищурилась я.
– Что-то в этом роде. И дело даже не в ней, а в ее отце, ее бы я сразу послал куда подальше. Он человек достойный и нравится мне. К тому же заместитель нашего директора. И ссориться с ним я ни под каким предлогом не хочу. Но придется, если эта особа будет и впредь меня так же энергично домогаться. Он-то считает свою доченьку милой скромной девочкой, и выводы сделает соответственные.
Мне не очень хотелось служить ширмой, но брата надо выручать, и я кивнула:
– Понятно. Договорились.