Лунная радуга

– Да, заподозрить командира десантников – такое не сразу и в голову может прийти… Нужен был достаточно весомый повод. И повод случился. Я имею в виду слух об отставке Нортона. Размышляя о странном решении командира десантников, вы – уже скорее по инерции – попытались примерить памятный вам ансамбль ощущений к этому человеку. И вдруг обнаружили, что Нортон, пожалуй, точнее всех остальных вписывается в контуры происшествия в кухонном отсеке… Подозрение вас потрясло. Первой вашей мыслью было: явиться ко мне за советом. Вы не сделали этого – вас одолевали вполне понятные сомнения. Но сегодня вам повезло: вы уловили еще одну особенность Нортона, которой был отмечен и ускользнувший от вас «диверсант». Не так ли?

– Верно, черт побери!..

На лице Бака отразилась панически напряженная мозговая работа. Я предложил механику высказаться, но он не слушал меня. Он хотел разгадать секрет моего ясновидения и спросил для проверки:

– Скажите, какую особенность Нортона я уловил?

– Запах, – ответил я. – Запах одеколона «Антарктида».

– Но ведь я никому… – пролепетал он. Краска бросилась ему в лицо. – Ни единым намеком!..

– Успокойтесь, – сказал я с досадой. – Никто, разумеется, ничего мне об этом не говорил. И я, понятно, не факир-ясновидец. Все значительно проще: исходную информацию вы дали мне сами.

– Насчет моторной памяти и ощущений борьбы – это я понимаю, – упорствовал Бак. – Те двое… Да… Вы, должно быть, заметили, как я обхаживал их, и догадались. Ведь, кроме всего прочего, вы еще и психолог.

– Вот именно.

– По поводу Нортона… Да, здесь тоже логично. А вот насчет запаха!.. Да я ведь только сегодня и уловил!

– Утром, – добавил я. – Около трех часов назад. Когда столкнулись с Нортоном у входа в кафе.

– И это вы знаете!..

– Почему бы и нет, если я сидел в кафе недалеко от двери и все прекрасно видел. По выражению вашего лица я догадался, что встреча с Нортоном чем-то вас поразила. На мой приветственный кивок вы не ответили, слепо и бестолково прошлись между столами и ушли не позавтракав. Тогда я, конечно, не знал, что вы торопились в отсек гигиены. Вы торопились вспомнить по свежим следам запахи кое-каких парфюмерных изделий. Результаты ваших экспериментов с душистыми аэрозолями я ощутил. И понял, хотя и не сразу, чем это пахнет… Надо ли говорить, насколько хорошо мне известны парфюмерные вкусы ваши и Нортона?

– Теперь не надо, – сдался наконец Бак.

– Не обижайтесь. На психолога не стоит обижаться за то, что он психолог. Открытие сделали вы, я о нем догадался, и только.

– Это открытие нам ничего не дает, – заметил механик.

Я посмотрел на него.

– Ведь дело-то теперь не наше, – пояснил он, опустив глаза. – Я понял так, что по медицинской части у вас к Нортону претензий нет. Психика у него в порядке, и свои поступки он сознает. В общем… вы как хотите, но что до меня, то скажу откровенно: связываться с Нортоном я больше не желаю. Неприлично как-то, знаете ли, затевать драки с членом командного совета корабля. Пусть ломает экраны, если ему это нравится. – Бак махнул рукой и поднялся. – В конце концов, лишний десяток экранов можно сменить, а мне мои зубы дороже.

Уходя, Бак осторожно полюбопытствовал, намерен ли я как-то использовать новые обстоятельства, и, когда я ответил, что нет, не намерен, вздохнул с облегчением. Ужасно ему не хотелось расстраивать нашего капитана…

Итак, раскрыв инкогнито «диверсанта», мы словно связали себя по рукам и ногам. Своеобразие личных качеств «экранного злоумышленника», уровень его служебного положения на корабле лишили нас, дилетантов, практически всяких надежд добраться до истины – тут хоть лопни от любопытства, как выразился бы старина Бак. Зачем понадобилось Нортону ломать экраны? Имел ли Нортон отношение к загадочной истории о чужаке? Если да, то какое? Ни на один из этих вопросов я до сих пор не знаю ответа. Я, разумеется, совершенно отчетливо понимаю, что тайное битье экранов не есть экстравагантный каприз или, если хотите, некий ритуал абсурда, однако более правдоподобной версии просто-напросто не имею. Вот, пожалуй, и все, что по этому поводу я могу сообщить…

* * *

Раут-холл погрузился в глубокую тишину.

– Конец текста звукозаписи, – произнес Купер, и слушатели, стряхивая с себя оцепенение, зашевелились в креслах.

– Что скажете? – спросил Роган, ни к кому персонально, впрочем, не обращаясь.

Фрэнк отметил в голосе консультанта плохо скрытые нотки сарказма и торжества, подумал: «Профессор, кажется, того… тщеславен».

– Необыкновенно любопытный текст, – сказал Никольский. – Я хотел бы иметь его фонокопию.

– Считайте, что фонокопия у вас в руках, – ответил Гэлбрайт. – Ну что ж, профессор, – сказал он Рогану, – должен вас поздравить. Кое в чем медицина утерла нос нашим парням из отделов наблюдения Внеземельного сектора. А этот Альберт…

– Альбертас Грижас, – поправил Роган.

– Да, Альбертас Грижас… Отчего мне кажется знакомым это имя?.. Он что, по-прежнему в составе экипажа «Лунной радуги»?