Лунная Ведьма, Король-Паук

Как-то вечером они оставляют детей на попечение старика и ускользают. Я вижу, как они близятся к реке, где под лунным светом мерцает серебром темная вода. Одежду они сбрасывают еще до того, как подходят к реке, и я не собираюсь смотреть, как они тут будут совокупляться. Но деревья слишком редки, а камней слишком мало, и мне не добраться до лачуги незамеченной. Тогда ветер – не ветер – раздувает вокруг меня шар, который превращается в пузырь, и я погружаюсь под воду. Под ней я вижу их всего один раз: две светлые ноги пропархивают мимо меня, а две темные руки хватают его за задницу.

Однажды старик уходит с такой же помпой, с какой, я полагаю, и приходил. Не успевает пролететь и четверть луны, как прибывает Леопард, причем без Лучника. С Леопардом я не в ссоре, но порядком удивлена видеть его снова в качестве друга. Леопард подбивает его уйти, соблазняет настолько упорно, что его не может остановить даже громкий спор с Мосси. Я не знаю Следопыта, но знаю настолько, что догадываюсь: долго убеждать его не пришлось. Оторвать бы ему голову, но, как я уже говорила, у меня нет никаких претензий к Леопарду. Бой против одного обернулся бы боем против двоих, а этот кошак в мой список не входит. Сначала я думаю последовать за ними, но затем решаю остаться – в конце концов, как долго один человек может быть в отрыве от своей семьи? И, как я уже говорила, к Леопарду у меня нет никаких счетов. Я задерживаюсь в лачуге так надолго, что поблизости опять начинает блуждать Дымчушка. Следопыт и кошак пропадают четверть луны, затем половину и, наконец, уже целую. Я жду и лелею свою ненависть, потому что я старая, и ждать – это всё, что мне остается.

Но ожидание приводит к размышлениям, и мой собственный разум спрашивает, хочу ли я Следопыта убить или уничтожить, потому что это две разные вещи. Если я хочу Следопыта найти, мне нужно лишь отыскать того, кто заказал Леопарда. Если же я хочу его уничтожить, то всё, что мне нужно, – направиться к нему домой. Эта мысль овладевает мной, и я насыщаюсь ее тщеславием, но продолжаю греть место в лачуге. Я не буду преследовать людей, к которым у меня нет злобы; даже к префекту, который к нему проникся, и ко всему его выводку мелких сангоминов.

Будит меня несусветный грохот. Дверь выбита, крыша провалена; уж и не знаю, что толкнуло меня к окну. Там дерево дергается и трясется, а изнутри доносятся крики, рычание и вопли. Что-то разбивается, что-то трещит, надрывается мальчишеский крик. Долговязый альбинос-сангомин, кажется, его зовут Жирафленок – да, он и Мосси хватают мечи и прыгают с пристройки на самую высокую ветку, откуда вниз падает дверь. Визги, вой, какой-то лай, плач; могучий ствол сотрясается, а в окно вырывается перепончатое крыло гигантской летучей мыши. Мосси, схватив двоих детей, выбегает на улицу, сажает их на лошадь и с криком шлепает ее по крупу, чтобы уносилась галопом. И тут я вижу мальчика, которого не видела с самого его рождения, но знаю, что это он, хотя это лишено всякого смысла. Он идет к реке, идет ко мне. Выскочивший из дома Мосси ревет, ругается и рубит, а тот, кто внутри, визжит как кабан. И тот же Мосси, выброшенный из дома, летит, приземляется и катится, вскакивая в грязи. Теперь у него только один меч, который ему остается держать против того, кто оттуда выйдет.

Он выходит – выше троих мужчин на плечах друг у друга, руки вместо ног, ноги вместо рук, и там и там железные когти, похожие на кинжалы. Черный клочковатый мех, лошадиные уши, из пасти торчат клыки, а за спиной топорщатся крылья без перьев, сплошь из серой кожи. Кровь капает с его зада, который он то и дело озадаченно трогает. Даже вприсядку он ростом с дерево. Мальчик стоит у реки и гаденько хихикает, будто слушая глупого дядю. Чудище разражается ревом, но Мосси не робкого десятка, он не пятится и поднимает свой меч. Я даже не подозревала в префекте такой прыти. Он проскакивает зверю между ног и полосует его по спине, оборачивается и рассекает бедро, а затем наносит удар в пах. Тот рычит хохотом зверя и отшвыривает Мосси прочь. В лапище у него меч префекта, который он выдирает из себя и откидывает. Мосси на земле; он даже не может встать, хотя и пытается. Зверь хватает его и когтем вспарывает горло, а затем поедает.

Словно оглушенная, на непослушных ногах я опускаюсь обратно на пол. Ко второму окошку я подбираюсь тихо, как только могу, цепко вслушиваясь, не привлечет ли мой шум внимание мальчика. Сейчас ему, должно быть, уже около десяти лет, и всё равно он смотрит на свое отражение в луже так, будто видит себя впервые, а это вовсе не отражение, а некто другой, который повторяет те же движения. Конечно же, он топает, разбрызгивая воду, – он, будущий Король. Должно быть, моя насмешка всё же вылетает, потому что он снова поднимает глаза. Но тут его за пояс обхватывает огромная мохнатая ручища, и зверь с крыльями летучей мыши взмывает в небо.