Лунные пряхи. Гончие псы Гавриила

Эта сцена не походила на расставание навсегда, слишком мало в ней было торжественности, и в то же время взятый тон казался единственно правильным. На мгновение я остановилась в дверях и обернулась. Халида снова возилась у комода, вытряхивая что-то на ладонь из небольшой склянки. Позади нее, как черная гора, заслоненная оранжевым мерцанием лампы, громоздилась кровать. Когда Халида направилась к ступенькам, в черном сумраке у изножья кровати мелькнула маленькая, проворная серая тень. У меня мурашки поползли по коже: неужели даже в спальне здесь водятся крысы? Но тут юркое существо вспрыгнуло на кровать, крупная белая рука высунулась из-за занавески и принялась поглаживать зверька. Это был котенок.

К тому же полудикий. Когда Халида присела на край постели, котенок отпрыгнул в сторону и исчез. Девушка склонилась к старухе, почти невидимой под грудой одеял, и протянула ей воду в высоком гравированном бокале. Платье из зеленого шелка колыхнулось и переливчато замерцало в лучах лампы. Сцена казалась отрывком из далекого, невероятного спектакля, поставленного на плохо освещенных подмостках, спектакля, где не было места ни мне, ни Чарльзу, ни вообще дневному свету.

Я торопливо направилась вслед за Джоном Летманом, освещавшим дорогу фонариком.

На мгновение луч фонарика метнулся вверх, осветив мое лицо.

– Что с вами? Замерзли?

– Нет. Ничего страшного. – Я набрала полную грудь воздуха. – Как чудесно снова оказаться на свежем воздухе. Вы правы, табак у нее крепковат.

– Разве дело только в табаке? Мне показалось, разговор вас огорчил.

– В какой-то мере да, – призналась я. – Должна сказать, все это довольно странно, и говорить с ней было нелегко.

– В каком отношении?

– Ну, как сказать… Впрочем, вы, наверно, к этому привыкли. К тому, что она непоследовательна, забывчива, а вначале все время старалась меня уколоть. И… да и выглядит она так чудно, и курит кальян… Боюсь, я временами была нетактична, но я слышала, что она не любит тех, кто всегда с ней соглашается, и считала, что лучше напрямик выкладывать ей всю правду. Мне показалось, что я ее расстроила, особенно тогда, когда она начала бормотать и ворчать, но потом я решила, что так, пожалуй, лучше. Правда?

– Ничуть она не расстроилась. Поверьте мне на слово, она не шутила, когда сказала, что разговор ей понравился.

Мне подумалось, что Летман слишком краток и грубоват. Но неприятное впечатление рассеялось, когда он добавил:

– Вам следовало раньше сказать мне об этом кузене Чарльзе. Я бы попробовал ее уговорить.

– Да, я, пожалуй, сделала глупость. Мне хотелось сначала самой посмотреть, куда ветер дует. Как вы считаете, она может передумать?

– Кто ее знает. Понятия не имею. Если она приняла решение, переубедить ее бывает нелегко. Мне иногда кажется, что она любит настоять на своем просто из чистого упрямства. Понятия не имею, почему она вдруг так переменилась.

– Я тоже. Знаете, она всегда обожала Чарльза – считала, что он единственный из нас всех, кто хоть на что-то годен. – Я горестно добавила: – Он разозлится на меня за то, что я подложила ему такую свинью. Видит бог, я не хотела разрушать его планы! Ему очень хочется увидеться с тетушкой – и не из чистого любопытства, как мне. Не знаю, что он скажет. Она, должно быть, нередко говорила с вами о нем?

– О да. Если бы я знал, что он здесь… Осторожно, ступенька. Долго он еще пробудет в Ливане?

– Понятия не имею.

– Ладно, если у него есть свободное время, скажите ему, чтобы подождал несколько дней, хотя бы до середины следующей недели. Я сделаю, что смогу, и сообщу вам в «Финикию».

Мне оставалось только поблагодарить Джона Летмана за любезность.

– Спасибо, – сказала я. – Передам. Уверена, что тетушка, когда все как следует обдумает, сменит гнев на милость.

– Чего на свете не бывает, – лаконично откликнулся Джон Летман.

Глава 6

Как сад Адониса – твои обеты:

Цветут сегодня, завтра ж плод приносят.

Уильям Шекспир. Генрих VI, часть 1

Ночью пошел дождь.

Я вернулась к себе в спальню глубокой ночью, где-то между половиной второго и двумя часами пополуночи. Ночь была темная, погода стояла сухая и очень тихая, ничто не говорило о приближении грозы.

Мистер Летман проводил меня до самых дверей спальни, где я оставила гореть керосиновую лампу, попрощался и ушел. Я взяла лампу, пошла в хаммам, умылась как смогла под струйкой холодной воды и вернулась в комнату. Ключа не было, но изнутри дверь задвигалась большим деревянным засовом. Я осторожно вдвинула его в гнезда. Потом сняла платье, кое-как убавила огонь в лампе, задула фитиль и легла.

Час был поздний, я устала, но все равно не смогла сразу уснуть. Некоторое время я лежала без сна, снова и снова перебирая в памяти подробности недавней встречи.