Лунные пряхи. Гончие псы Гавриила

Потом он исчез, выключился. Неожиданная темнота, которой вроде бы положено быть тихой, взревела. И этот рев мне не послышался: к шуму одного мотора вдруг добавился треск другого, возникла какая-то мешанина криков, появились другие огни – маленькие, нечеткие, они метались над водой. Затемненная лодка Стратоса висела между мной и звездами как бы в раздумье, потом ее мотор взвыл и струя белой пены, вылетевшая из-под кормы, чуть не стащила меня со скалы. Лодка стрелой понеслась прочь и растворилась в темноте. Ее место заняла более крупная тень с неподвижными якорными огнями на мачте и на носу.

Кто-то сказал:

– Держись, дорогая!

А кто-то добавил по-гречески:

– Сохрани нас Бог и владычица моря.

Потом запыхавшийся голос Колина:

– Она ранена.

Затем багор стукнулся о скалу рядом со мной. Лодка прошла, не задев скалы. Потянулись руки, схватили меня. Борт каика опустился, я ухватилась за него, мне помогли наполовину влезть на борт, где я повисла, хватая ртом воздух, потом руки подхватили меня ниже и втащили полностью, вместе со всем, что обвилось вокруг моих ног и пыталось потопить.

Я оказалась внизу в кокпите каика, скрючившись на толстом веревочном мате, дрожала, не могла отдышаться, подступала тошнота. Я смутно слышала голос Марка и чувствовала, как его руки ловко растирали меня чем-то сухим и грубым до тепла, что-то крепкое, ароматное было силой влито мне в горло. А каик качался, со скрежетом задевая скалу, и Марк непрерывно ругался шепотом, да так, что я только диву давалась. Потом я ощутила сухую шершавую ткань твидового пиджака на своих голых плечах, выпила еще глоток пьянящего греческого бренди и смогла сесть прямо. Марк обнимал меня здоровой рукой, тепло, идущее от него, успокаивало меня, и я прижимала онемевшими слабыми пальцами к своему голому телу его пиджак.

– Не волнуйся, все в порядке. Только не волнуйся, – это был голос, каким он успокаивал Колина.

Я дрожала от страха и прижималась к Марку.

– Гарпун, – сказала я, – водоросли…

– Знаю. Теперь все хорошо. Его тут нет. – Волны покоя, казалось, ощутимо наплывали от него. – Все кончилось, ты в безопасности. Теперь можно расслабиться.

– Это все из-за ножа Джозефа. Я вытащила его из кармана Ламбиса в церкви, когда мы накинулись на него. Я совсем забыла о нем. Он был у меня в кармане. Они его увидели. Он… он, наверное, выследил нас.

Несколько мгновений он оценивал мои слова.

– Понятно. Но это все же не объясняет, почему он…

– Марк! – Упала тень, по которой я узнала Колина; он присел на корточки рядом с нами.

– Что?

– Эта штука, что вытащили с ней, это не водоросли, это веревка.

– Веревка? – Я снова непроизвольно вздрогнула, сжала руку, словно защищаясь. – Ты считаешь… сети?

– Нет. Это веревка с поплавком, а на другом конце такой горшок, ловушка для омара.

Конечно, горшок – для скароса. Это казалось воспоминанием из другой жизни.

– У него там повсюду расставлены эти ловушки, – сказала я. – Тогда в этом все и дело. Я и забыла. А ощущается ужасно, как водоросль.

– Забрось его обратно, – сказал Марк.

– Но там что-то внутри, – взволнованно возразил Колин. – Не рыба. Вроде пакет какой-то.

Марк выпустил меня из своих объятий.

– Направь свет вниз, Ламбис. – Он встал на колени рядом с Колином.

Плетеная ловушка лежала между ними, от нее растекалось темное пятно воды. Марк осторожно просунул пальцы внутрь и вытащил сверток, положил его на доски. Колин наклонился. Ламбис со своего места у мотора всматривался через их плечи. Все трое были очень серьезны, сосредоточенны, полны любопытства, готового вот-вот перейти в возбуждение. Каик слабо покачивался, его медленно сносило от скал в открытое море. Мы все совершенно забыли о Фрэнсис.

Марк развернул сверток. Слой промасленной бумаги или полиэтилена, второй слой, третий. Потом мешочек из какой-то мягкой кожи, наверное из замши, завязанный веревочкой. Он сохранился совершенно сухим.

Марк развязал веревочку и перевернул мешочек. Многоцветная вспышка, блеск, глубокий вздох Колина, бормотание Ламбиса. Марк вытащил какую-то цепочку – золотую, очень изящно сделанную. Он пропустил ее сквозь пальцы, и среди золота засверкали красные камешки. Колин протянул руку и вытащил что-то вроде сережки: зеленый огонек в белой искрящейся оправе.

– Я же говорил, что это драгоценности, – сказал он, едва дыша.

– Так это их добыча? – В голосе Ламбиса прозвучало глубокое удовлетворение.

– Да, добыча, самая настоящая добыча. – Марк сунул золотое с рубинами ожерелье обратно в мешочек. – Теперь все начинает проясняться, верно? Нам были нужны улики, и вот, старик, какие у нас улики! Если это не то, из-за чего был убит несчастный Александрос, тогда я – королева мая!

– «Лондонское дело», – определила я.

– Неплохой кусок, а? – В голосе Колина все еще слышалось восхищение, он вертел в руках сережку с изумрудом, чтобы камень играл в лучах света. – Интересно, сколько у него таких ловушек?

– Этим вопросом пусть занимается полиция. Давай положим вещи на место. Бросай сережку сюда, ну? – Марк затянул шнурок на мешочке, стал его завязывать.