Лунные Всадницы

Мирину замутило — тошнота подступила к самому горлу. Девушка прикрыла рот ладонью.

— Вот в чем дело! — воскликнула она. — Вот почему царь пристыженно отворачивается от дочери. Они хотят принести девочку в жертву!

Пентесилея кивнула, лицо ее было бледным и мрачным. Девушки немного посидели молча, прижавшись друг к другу: они начинали понимать, что происходит. Затея со свадьбой — да это же лишь уловка, с помощью которой царевну выманили в Авлиду!

Молчание нарушила решительная Пентесилея.

— Мы должны положить конец этой гнусности — так мы и сделаем! Как — еще не знаю, но мы приехали сюда увезти Ифигению, и не можем позволить себе проиграть.

— Нужно хорошенько все обдумать. — Кентаврея пыталась рассуждать спокойно и практично. — Необходимо выяснить, где и когда произойдет жертвоприношение. Вызнать все вплоть до мельчайших подробностей. Кто участвует в совершении обряда? Знает ли царевна? Знает ли ее мать?

Кассандра покачала головой.

— Думается, Ифигения живет в неведении. И поверить не могу, что ее мать знает о замыслах Агамемнона; Клитемнестра любит свое дитя, хотя и обращается с дочкой, точно с куклой.

— Надо бы походить по городу, послушать, о чем люди толкуют — пожалуй, этому мы и посвятим остаток дня, — настаивала Кентаврея. — И хотя сейчас мы друг другу очень нужны, мы узнаем куда больше, если разделимся и побродим поодиночке. Встречаемся здесь же, на закате.

— Ты справишься одна? — спросила Мирина, тревожась за Кассандру.

Царевна нервно сглотнула — и кивнула.

— Сейчас мне лучше, — сказала она. — Мы разделили страшную тайну, теперь мне не нужно нести это бремя одной. Я могу быть сильной ради Ифигении: могу — и буду.

Пентесилея нагнулась и помассировала Кассандре плечи.

— Молодец, — похвалила она. — Мы — Лунные Всадницы, мы — амазонки, и мы придумаем выход!

— Я знаю, когда свершится жертвоприношение, — сообщила Кассандра. — Вечером в полнолуние, то есть завтра, на закате.

И как только они сразу не догадались! Ведь Кассандра столько раз твердила, что полнолуние — миг наивысшей опасности!

* * *

Тем же вечером девушки вновь сошлись у ручья — поделиться собранными сведениями. Узнать все, что нужно, труда не составило: вся Авлида бурлила сплетнями и пересудами, и хотя кое-кто жалел юную царевну, особой любви к Агамемнону и его родне в городе не питали.

— Жрец Калхас — дурной человек! — Кентаврея сплюнула на землю. — Похоже на то, что корабли стоят тут уже не первый месяц: им не терпится сняться с якоря и отплыть к Трое, а нельзя: дует холодный ветер с севера. Так жрец объявил вождям, что ветер переменится только тогда, когда совершится жертвоприношение.

— Но ведь в это время года ветер всегда дует с севера, — промолвила Мирина. — Ветер летит с Черного моря через Геллеспонт, а после полнолуния, с приходом месяца Цветов, стихает, — и тогда задувает теплый, ровный ветер с юга.

— Мы это знаем, равно как и жрец, — подтвердила Кентаврея. — И я готова поклясться, что Агамемнон тоже понимает: ветер вот-вот переменится, чего бы уж там ни думала про себя Артемида.

— Вот и Ахилла вряд ли одурачишь, — продолжила Пентесилея. — Он-то немало поплавал на своем веку.

— Ахилл тоже в сговоре? — полюбопытствовала Мирина.

Пентесилея покачала головой.

— Он только что узнал правду — и себя не помнит от ярости. Хоть я и ненавижу его всей душой, похоже на то, что даже ему это жертвоприношение не по душе.

— Тогда почему, во имя Матери и Артемиды, они на это идут? — в отчаянии всплеснула руками Мирина.

— Да это всё вожди подначивают, — не отступалась Кентаврея. — Ну, и жрец, само собою. Там же полным-полно людей, которые впервые покинули родные места. Они ничего не понимают ни в ветрах, ни в мореплавании, им не терпится добраться до Трои и сразиться, раз уж не отвертишься, и побыстрее вернуться домой. Они невежественны — и здорово напуганы.

— Верно, — кивнула Пентесилея. — Если требование кровожадного жреца не будет выполнено, того и гляди вспыхнет бунт. Большинство воинов на его стороне — и требуют жертвоприношения.

Кассандра внезапно качнулась вперед, губы ее подергивались, словно от боли. Мирина подхватила и удержала подругу, не дав ей упасть.

— Что такое?

— Она знает, — прошептала Кассандра. — Ифигения знает, что они задумали; в глазах у нее темнеет от страха.

Подруги переглянулись, холодея от ужаса. Даже представить себе немыслимо, что должна чувствовать юная царевна! Это слишком ужасно, слишком больно — просто невыносимо!

Пентесилея встряхнулась, взяла себя в руки — и вновь вернулась к делам насущным.

— Нам надо выяснить, где именно должно свершиться жертвоприношение.

— Я знаю, — подала голос Кассандра. — Алтарь воздвигается перед храмом в роще Артемиды, на холме, что возвышается над дворцом.

— Молодец. — Кто-кто, а Пентесилея твердо знала: скорбеть не время, время — действовать. — Теперь нам известно всё, что нужно, а поступим мы вот как…