В ту ночь Лунным Всадницам выспаться так и не довелось, однако на следующий день, после полудня, они, как ни в чем не бывало, стояли плечом к плечу, образовав тесный круг, и склоняли головы в молитве Маа. Чуть поодаль паслась на привязи миниатюрная, снежно-белая лань.
— Если все лунные богини едины, — прошептала Пентесилея, — да сойдутся вместе госпожа Артемида и наша Лунная Матерь, и да помогут они нам сегодня ночью!
Медленно, очень медленно, девушки воздели руки к небесам и закружились в пляске — шаг направо, шаг налево; трепетное, мерцающее колыхание словно растекалось от их рук и ног. Жрицы исполняли самый волшебный из всех известных им танцев, древний танец силы. Где-то далеко на севере Ведунья, устроившись перед входом в шатер, следила за ними в зеркало, а все прочие Лунные Всадницы как одна двигались в том же священном танце, посылая в Авлиду всю свою магическую силу.
Глава 23
Полнолуние
Едва солнце склонилось к горизонту, четверка танцовщиц остановилась: пляска оборвалась. Пентесилея решительно ухватила лань за рога.
— Прости, маленькая, — прошептала воительница. И резко ударила ее ребром ладони по загривку — убив животное мгновенно и безболезненно.
Подруги помогли ей приторочить еще теплую тушу на живот и аккуратно прикрыли ее плащом. Теперь Пентесилея выглядела в точности как женщина на сносях.
Жрицы направились к месту жертвоприношения, ведя коней в поводу. Многие шли туда же, к вершине холма, полюбоваться на торжественный обряд — и молодые, и старые. Толпы запрудили улицы, большинство глядели равнодушно, но в некоторых лицах читалась скорбь, а двое-трое плакали.
Проходя мимо дворца, подруги заметили небольшую группу зевак под стенами — те взволнованно указывали куда-то вверх. Из высокого окна доносился громкий стук, грохот и треск досок. Стражники, поставленные у ворот, бросились внутрь, оставив вход без присмотра.
— Это Клитемнестра, — перешептывались люди.
Мирина замешкалась было у ворот.
— Нет, — Пентесилея покачала головой. — Нам нельзя отвлекаться. Если мы хотим преуспеть, думать мы должны только об Ифигении.
Мирина кивнула, признавая правоту подруги. Так что Лунные Всадницы повернули прочь от дворца и двинулись к храму Артемиды.
Кентаврея остановилась у входа, предназначенного для широкой публики. Согнала вместе лошадей, пожелала остальным трем подругам удачи и повернула прочь, уводя кобылиц к зарослям свежей травки на опушке священной рощи.
Пентесилея зашагала вперед. Мирина и Кассандра шли следом, крепко взявшись за руки. Пентесилея решительно протолкалась в первый ряд, остальные держались рядом, не отставая.
— Неужто царевна идет по доброй воле? — перешептывались в толпе.
— Клитемнестру заперли в ее покоях, а у дверей стражу выставили. Как царица бушует — даже с улицы слышно!
— Агамемнон-то где?
— Царь не придет; он послал вместо себя брата, а себе потребовал подать кувшин самого крепкого вина.
— Его супруга грозится, что отомстит — и страшно отомстит! Таких проклятий самый доблестный воин и то устрашился бы.
Молодая мать с младенцем на руках испуганно вздрогнула.
— Благодарение богам, что не моему дитяти идти на смерть.
— Многие матери увидят смерть своих детей, прежде чем все эти цари покончат с троянской войной, — не сдержавшись, яростно отпарировала Пентесилея.
Вокруг воцарилась гробовая тишина. Мирина затаила дыхание. Люди с подозрением поглядывали на трех чужестранок с татуировками на щеках. Но вот женщина с младенцем сочувственно поглядела на раздутый живот Пентесилеи.
— Что правда, то правда, — промолвила она.
— Да… правда… — согласились все.
Наконец подруги приблизились к каменному алтарю. Кассандра задохнулась: на алтаре лежал сверкающий золотой нож из ее сна. Над золоченой чашей плясали языки пламени. За алтарем высилась священная роща со статуей богини: туда допускались лишь верховный жрец и жрица.
— Тот, кто дерзнет войти под сень рощи, поплатится головой, — прошептала Мирина.
— За то, что мы задумали, любой головой поплатится, — отозвалась Пентесилея. И не без ехидства добавила: — Ну, если попадется!
Мирина не сдержала улыбки — хотя сердце в груди предательски сжималось.
Толпа, раскачиваясь из стороны в сторону, завела напевный речитатив.
— Где он? — прошипела Пентесилея. — Где этот кровопийца, называющий себя служителем Богини?
Трижды прозвучала флейта, затем послышался легкий перезвон кимвалов, и вниз по ступеням храма медленно двинулась процессия.
— Вон он, — кивнула Мирина. — Ох, как они только могут!..
Возглавляли процессию десять юных девушек, разодетых в длинные платья всех цветов радуги: плясуньи кружились в танце; взлетала и опадала тонкая ткань, словно подхваченная вихрем. Двое наигрывали на кимвалах, остальные принялись разбрасывать цветы. Если бы не ужасная цель всего этого действа, оно смотрелось бы даже красиво.