Лунный прилив

— И я не виню тебя после того, как повела себя. Вряд ли тебе что-нибудь известно о том, откуда взялись растения и белый ангелок на могиле?

— Вряд ли.

— Ты заказал их. Я знаю, что это ты.

Эндрю потерся подбородком о ее лоб.

— Уже, наверное, около четырех. Ты сможешь заснуть? Мне кажется, я смогу, если ты со мной.

— М-м-м... — Грир уютно устроилась, прижавшись к нему и обняв рукой за талию. Слезы сдавили ей горло и жгли глаза, но она не хотела, чтобы он это понял.

Эндрю умолк, и вскоре Грир услышала его ровное дыхание у себя над ухом, ощутила, как плавно вздымается и опускается его грудная клетка. Она осторожно оперлась на локоть, чтобы взглянуть на Эндрю. Сквозь дверь проникал слабый свет от камина в гостиной, отбрасывая тени ему на лицо. Грир разглядывала изгибы его темных бровей, прямой нос, высокие скулы — и четкие контуры губ. Желание поцеловать Эндрю, пока он спит, едва не возобладало над ней. Одним плавным движением Грир снова улеглась рядом с ним, свернувшись калачиком.

Она чуть было не рассказала ему о своем бесплодии. Только благодаря случаю он перебил ее и неправильно истолковал ее страх, в чем она была совершенно уверена. Эндрю признался в том, что чувствует вину за смерть Коллин. Он вовсе не был виноват в случившемся — не более чем в смерти Майкла Дрэйка, и все равно корил себя. Чувство ответственности было неотъемлемой частью характера Эндрю. Ценной для других, но зачастую зловредной для него самого. А если бы Грир рассказала ему о гистерэктомии, то он наверняка почувствовал бы себя еще более виноватым. Коллин могла быть ее единственным ребенком. Учитывая события, происшедшие в гостях у Уилсонов, Грир была почти рада, что ей не удалось донести это до него. Эндрю и так достаточно пережил за один день.

Когда они были вместе, происходило что-то необыкновенное. Возможно, ему удастся избавить ее от сомнений. Как она и сказала ему, он особенный. Многие люди находят счастье в самых, казалось бы, невыгодных и сложных положениях. Но прежде чем их с Эндрю отношения зайдут слишком далеко, он должен узнать об операции.

Ему придется смириться с тем, что Грир поведает ему, и понять, не изменились ли его чувства к ней после ее признания.

У Грир слипались веки. На стенах по обе стороны от штор прорисовались тонкие серые линии. Рассвет. Конец ночи и начало нового дня.

Глава 13

У Грир защекотало в носу. Потерев его тыльной стороной ладони, девушка перевернулась на другой бок. Зарывшись в подушки, она вдохнула запах... мужского геля после бритья. Эндрю.Она села на кровати, натянув одеяло по шею, и огляделась. Старомодный дорожный будильник на прикроватной тумбочке громко тикал. Десять десять. Должно быть, он уехал в госпиталь. Нет, не может быть. Иначе она не выберется отсюда, разве что пешком.

— Доброе утро, соня, — поприветствовал ее Эндрю, босиком вошедший в спальню. На нем было только полотенце, повязанное вокруг бедер, а другим он вытирал волосы. — За окном светит солнце. День будет чудесный. Но мы это и так знаем, не правда ли? — добавил он, одарив ее одной из своих обворожительных улыбок.

— Наверное. — Грир откинулась на постели, гадая, что ей делать дальше. Она тоже была бы не против принять душ, даже в устрашающей ванной Эндрю, но от одной мысли о том, что придется встать с кровати под его зорким взглядом, ей стало неловко.

Эндрю, очевидно, не разделял ее сомнений. Он продолжал энергично растирать полотенцем мускулистые плечи и грудь, приближаясь к участку тела, где темная растительность, которую ей довелось разглядеть еще в их первую встречу, соединялась с дорожкой волос ниже пупка.

— Я спущусь и начну готовить завтрак, пока ты одеваешься, — предложил он. — Ты уже успела приспособиться к английской утренней пище или предпочитаешь что-нибудь другое? Я не уверен, что смогу соорудить блинчики, похожие на те, что ты ешь дома.

— Я справлюсь, — рассмеялась Грир. — Проявляется наследственность. У меня слабость к бекону и яйцам — если, конечно, это не доставит тебе хлопот, — поспешно добавила она.

— Какие могут быть хлопоты.

Его рука приближалась к талии. Ей удалось отвести взгляд за одно мгновение до того, как Эндрю сорвал полотенце, которое прикрывало его наготу. Грир сосредоточенно изучала пейзаж в большой раме над камином, таким же, как и в гостиной. Разноцветные мазки смешались для нее в одно неясное пятно. Прислушиваться к шороху ткани, звуку застегиваемой ширинки, свисту ремня, продеваемого через петли, — это было для нее сущей пыткой.

— Все, теперь можешь смотреть, — сказал Эндрю, безуспешно пытаясь скрыть удовольствие, которое доставляло ему устроенное им представление.

— Я не... — Обернувшись, Грир встретилась с его взглядом, в котором прыгали веселые чертики. — Тебе нравится надо мной смеяться, да?

— О, моя дорогая, — сказал он, притворяясь, будто приближается к кровати тайком. — Ты такая смешная, что над тобой невозможно не смеяться.

Он поцеловал ее — быстро, но крепко — и сразу же вышел из комнаты, даже не обернувшись.

Грир прижала пальцы к губам, на которых остался горячий след от его поцелуя.