Лунный свет

Впрочем, я вроде бы как и пережила. Но когда постоянно думала о маме, мозг словно попадал в ужасную петлю. Дело в том, что я помнила о ней совсем немногое. Она была хорошенькая, обладала сдержанным чувством юмора, от нее всегда хорошо пахло. При этом без конца работала, ее никогда не было рядом, и я помню, что всегда хотела, чтобы она уделяла мне больше времени и внимания. Но суждения других людей погребли другие мои воспоминания о ней. Бабушка говорила, что она была упрямой бунтаркой, никогда не задумывавшейся о последствиях. Мона же утверждала, что мама неизменно была верной, решительной и старалась как могла. Не исключено, что они обе были правы.

– Настоящая Лили практически стерлась из моей памяти, – сказала я, – больше всего из того периода мне запомнилась Мона. Как такое могло случиться? Как я могла ее забыть?

Дэниэл ничего не сказал и лишь меня обнял. Я положила к нему на плечо голову и прильнула всем телом. У меня возникло ощущение, словно я держу в руках солнечный свет. Словно страшно проголодалась, а он стал моим пропитанием. На меня будто снизошло прощение. И облегчение.

Он взял в руки мою голову. Я прочистила горло, хлюпнула носом и засмеялась, как забарахливший киборг:

– Я правда не знаю, что со мной. Мне так неловко. Прости, мне так досадно.

– А вот мне нет, – сказал он, глядя на меня сияющим взором. Затем провел большими пальцами под глазами. – Ты маленькое горе луковое, Берди, – с добротой в голосе прошептал он.

– Какое там маленькое, ты даже понятия не имеешь, какое большое.

– Ну и ладно. Я и сам горе первостатейное. А минус на минус всегда дает плюс.

– Дэниэл?

– Что?

– А что ты здесь делаешь? Я хочу сказать, что конечно же рада твоему приходу. В самом деле рада. Просто… Мне казалось, что с Черри все в полном порядке.

– Так оно и есть. Неужели мне даже нельзя просто так протащить на пароме ведро абрикосов?

Я тихо засмеялась и сказала:

– В последние несколько дней мы очень мало говорили… Я уже испугалась, как бы ты не передумал.

– В каком смысле? Не передумал с тобой встречаться?

– Ну да.

– Я действительно о нас размышлял. – Он опять провел пальцем по моей щеке. – Но ничуть не передумал и только понял одну вещь.

– Какую?

Он протяжно вздохнул:

– Все случилось так быстро… и совсем не так, как в моих предыдущих отношениях. Для меня это стало полной неожиданностью. Когда мы в тот первый вечер только познакомились, ты мне понравилась. После этого мне захотелось проводить с тобой время. А потом что-то изменилось.

В его словах проскользнуло что-то тревожное.

Я попыталась отстраниться, но Дэниэл лишь сильнее прижал меня к себе:

– Выслушай меня. Мне нужно, чтобы ты меня выслушала, хорошо? Пока я не растерял присутствия духа. Когда тебя нет рядом, порой у меня внутри что-то болит, но стоит мне тебя увидеть, как нервы накаляются до предела, к горлу подступает тошнота, накатывает страх, что мне вот-вот станет плохо.

– Но ведь… ты же никогда не нервничаешь.

– Думаю, мне просто удается это хорошо скрывать.

– Вот как?

– Это всего лишь навык. – Он уткнулся в меня лбом. – Я лишь хочу тебе сказать, что… в общем, я даже не предполагал, что со мной может что-то такое случиться. Не сидел и не мечтал ни о чем подобном. Даже не понимал, что происходит, до тех пор, пока оно действительно не произошло. Это примерно то же самое, что зайти за хлебом в работающий допоздна магазинчик и вдруг услышать из динамиков песню – совершенно тебе незнакомую, но просто удивительную, от которой взрывается мозг. Ты хотел всего лишь купить хлеба, но теперь тебя не покидает ощущение, что тебе только что удалось узреть лик Бога. И как это могло случиться?

– Слушай, а после нашей ночи ты тех пастилок, случайно, не употреблял?

Он отстранился, больше не прикасаясь своим лбом к моему, и сказал:

– Ни разу, Берди.

– Уверен?

– Еще как уверен, – со вздохом ответил он. – О страстных желаниях не принято рассказывать другим. За всю мою жизнь у меня, Берди, таковых не было. Ни разу. Но теперь появилось. И это просто жесть.

Истома-тоска.

– Из-за той метафорической песенки, которую ты услышал в метафорическом магазинчике?

– Ага. Это был один из тех судьбоносных моментов, когда у тебя в мозгу все переворачивается с ног на голову. Я знаю точно, в какой момент это со мной произошло, – сказал он, вглядываясь в мое лицо, будто видя в первый раз. – И это как раз самое странное. Все произошло через тридцать секунд после телефонного разговора с мамой. В понедельник она позвонила и рассказала, что ты приходила к ней в танцевальную студию, и я обрадовался… Обрадовался, что она перестала переживать, что вы больше не в ссоре. Обрадовался, что ты оказалась достаточно внимательной, чтобы это сделать… А потом… Весь мой мозг попросту озарился светом.

– Я не очень понимаю, что ты пытаешься мне сказать, – прошептала я.

– Я не думал, что так получится.

– Да что получится-то?

– Ты, Берди, и есть та самая песня в магазинчике. Понимаешь? Я случайно взял в тебя и влюбился.