Лунный свет

– В нем есть куклы Джима Хенсона, а короля гоблинов играет Дэвид Боуи, – взволнованно сообщил Дэниэл, показывая коробку от видеокассеты.

– Звучит безумно.

– Так оно и есть. Тебе понравится.

Мы вставили кассету и вместе сели на диван. Затем он чуточку подвинул меня к краю и прилег, прислонившись ко мне спиной и закинув на подлокотник ноги в носках. От чего атмосфера вдруг… приобрела характер интимного очарования.

Напряжение потихоньку спадало – медленно, как гаснущий свет. Он бы сказал, что мне наконец удалось расслабиться, но я никак не могла понять, чем это было обусловлено – приятным ощущением веса Дэниэла на мне, запахом его спадавших на плечи волос или же пастилками. Я что-то чувствовала или нет? Может быть, и чувствовала. По крайней мере, паниковала куда меньше. Потом постаралась получить удовольствие и сосредоточилась на экране телевизора. О чем он вообще, этот фильм? Какой-то птенец гоняется по лабиринту гоблинов, пытаясь спасти своего маленького братца? Но вот вдруг появился Дэвид Боуи в безумном парике, очень похожий на сумасшедшего вампира, а чуть погодя… Ого. Что я вижу?

– Эти трико – сущая порнография, – сказала я.

Дэниэл засмеялся:

– То, что ты видишь, эпические киношные округлости.

– Это не округлости, а живые существа.

Живые существа? О боже… я, похоже, все-таки окосела.

– Ха-ха-ха! – засмеялась я, причем так громко, что Дэниэл даже подпрыгнул.

А потом случилось худшее, что только могло: мои мышцы напрочь отказались мне повиноваться.

Это подкрался приступ катаплексии.

Нет, нет, нет! Только не сейчас!

Из рук отхлынула кровь. Затем из шеи и лица. А потом я застыла в полной неподвижности. Все слышала и оставалась в сознании. Это продлится недолго – каких-то несколько секунд. Самое большее минуту. Но Дэниэлу я этого сказать не могла – меня не слушался язык. Челюсть отвалилась, приведя меня в полное смущение, на лице отразилась гримаса.

А Дэниэл уже тряс меня, выкрикивал мое имя и чуть ли не сходил с ума. Я на миг отключилась, но уже в следующее мгновение мышцы – все скопом – вдруг оттаяли. Я закрыла рот и протянула руки, не давая ему меня больше трясти.

– Со мной все хорошо! Все хорошо! – сказала я ему.

– О боже, – встревоженно ответил он, – я думал, ты хлопнулась в обморок. Все твое тело как-то в одночасье обмякло.

– Со мной такое пару раз и раньше бывало, особенно когда я очень сильно смеялась.

– Что? – сказал он, впадая в некоторую истерию.

– Прекрати! Все в порядке, – сказала я, по-прежнему пытаясь стряхнуть с себя ощущение покалывания во всем теле. – Дедушка называет это состояние «бесхребетностью», потому как ты чувствуешь, будто из тебя вынули все кости. Ощущение такое, будто ты стоишь на эскалаторе и не понимаешь, то ли едешь сама, то ли мимо тебя едут стены.

Он ошарашенно смотрел на меня. От изумления не мог вымолвить ни слова и только моргал.

– Ерунда, – сказала я, – однажды это случилось, когда я сидела в ресторанчике «Мэдисон» и над чем-то очень смеялась. А потом вдруг обнаружила, что меня поднимают с пола. Соскользнула вниз прямо со стула, – сказала я. – Слышала все, как они говорили и как совещались, не вызвать ли «скорую». Но долго это никогда не длится.

– Берди? – осторожно спросил он. – А ты… не страдаешь нарколепсией?

– Что-о-о? – переспросила я голосом укурка из дрянного тинейджерского фильма.

– О боже, значит страдаешь!

– Может быть. Официально мне такой диагноз никто не ставил. Врачей не люблю и по этому поводу к ним не обращалась.

– Господи! Теперь все понятно. Так вот почему ты постоянно спишь. Вот почему уснула в вестибюле отеля перед нашим походом в Керри-Парк.

– Я, может, и в самом деле унаследовала несколько досадных сонных генов.

– Эй! Это называется нарколепсия!

Я тяжело вздохнула и попыталась сесть, но все еще чувствовала слабость, и Дэниэл возник перед моим лицом, не давая зайти слишком далеко в моих движениях.

– Да, у меня может быть нарколепсия. Дедушке этот диагноз поставили, когда он служил в Береговой охране, но только после того, как он уснул за штурвалом катера и сломал ногу. А до этого он, типа, справлялся сам. – Я пожала плечами и вытянула шею в попытке вернуть к жизни мышцы. – Один доктор полагал, у него эпилепсия, другой подозревал бессонницу. Думаю, что ошибиться с диагнозом в подобном случае проще простого.

– Это серьезно?

– Да нет, скорее всерьез раздражает. Приступов катаплексии сродни тому, что был сейчас, у меня случилось всего ничего. Иногда я выпадаю из реальности, когда вокруг говорят, и пропускаю в предложении несколько слов. Дедушка называет такие моменты потерей сознания, но я предпочитаю считать, что на пару секунд задремала. Проходит все быстро – настолько, что я даже не успеваю опустить голову.

– Значит, в вестибюле ты тогда уснула не из-за этого?